В груди неприятно тянет, и я стараюсь ровно дышать, чтобы не поддаться панике. Но по мере того, как проходит время, воспоминания о случившихся событиях все больше пропитывают меня, отчего я громко всхлипываю и позволяю слезам скользнуть по щекам. От них жжет раздраженную кожу и щиплет наверняка припухшие веки, но я не могу их остановить, не могу, не могу, ведь моей сестры больше нет, ведь моя мама в отчаянии, а Элисон стала частью этого безумного мира, который может уничтожить ее в любой момент.
У меня практически никого не осталось. Это несправедливо, это больно, это не может происходить со мной, только не со мной, ведь я никому не делала зла, никогда, за всю свою жизнь. Бог не может так поступать, он не имеет права, я не заслужила. Не заслужила, Господи… Шепчу это потрескавшимися от жажды губами, часто-часто моргая и беспомощно задирая голову вверх, ноги совершенно устали, и с громким стоном я повисаю на цепи, чувствуя, как капельки крови скользят вниз по рукам, оставляя после себя алые русла.
– Очнулась?
Не сразу понимаю, откуда взялся этот голос, и прищуриваю глаза, пытаясь рассмотреть темную фигуру, стоящую в проеме дверей. Только когда задерживаю дыхание, действительность перестает плыть, и я могу рассмотреть, как кто-то в темной форме проходит к столу, прочитывает какие-то бумаги, а потом поднимает голову лампы в мою сторону, оглушая меня ярким светом.
– Послушайте, я не понимаю, почему я здесь. Мне нужно домой, – не знаю, сколько сейчас времени, не знаю, как долго я была без сознания и где я вообще, но четко знаю, что мне нужно торопиться, ведь Хелен ждет меня, верит. И Хозяин – он может вернуться в любой момент. – Прошу вас.
– Имя и фамилия, – четким голосом произносит мужчина, скрытый от меня ярким светом, к которому я до сих пор и не могу привыкнуть.
– Джиллиан Холл.
– Род занятий, – также сухо бросает он, а я нервно сглатываю, вновь вставая на носочки и начиная догадываться, где могу быть. Скорее всего, это полицейский участок, если таковой здесь вообще имеется, и это значит, что сейчас меня допросят, а потом вернут домой, к Реми, которому я принадлежу, либо же дождутся, когда он сам меня заберет. Все просто.
– Я… я не знаю. Мой хозяин, позвоните ему, Дамиан Рэми. Мне нужно вернуться к нему, – мой тихий голос проглатывается этой бетонной коробкой, и сейчас только шелест бумаги, да скрежет пишущей ручки повисает в ней. А онемение в руках становится практически нетерпимым, и я вновь дергаюсь, делая этим еще хуже – боль в запястьях почти вырубает, отчего я закатываю глаза и проваливаюсь в темноту, из которой выныриваю только тогда, когда сильная пощечина пламенем обжигает щеку. Во рту скапливается кровь, и я сплевываю ее, случайно попадая не на того, кто стоит напротив и на кого мне хотелось попасть, а на свою грудь, прикрытую порванным платьем. Свет уже не кажется мне таким ослепляющим, и наконец, я могу рассмотреть мужчину перед собой, высокого и грузного, с грубыми чертами лица, бездушным взглядом и сомкнутыми в тонкую линию губами. Он смотрит на меня профессионально цепко, а я думаю о том, что это место может не иметь выхода.
