- Как жаль, - сказал пан Владислав, блестящий Зосин поклонник, - что мастер не отпустил меня пораньше.
- Почему? - спросила панна Зося.
- Я бы вам мак растер!..
- Да вы бы не справились.
- Могу хоть сейчас попробовать, - ответил всегда готовый к услугам кавалер.
- Мамуня. Стах...
- Замолчите, чертенята! - прикрикнул хозяин.
Когда ужин, который был уничтожен с достойной внимания быстротой, подходил к концу, пан Войцех сплюнул на середину комнаты и завел разговор:
- На свете все-то хуже становится, разрази меня гром! Налей, Зося, пану...
- Святая истина, - ответил старик.
- В мои времена, скажу я вам, елки были такие, что лезь на них без всякого, а теперь (провалиться мне на первом мосту) - не толще кнутовища.
- В одном отношении стало хуже, а в другом во сто раз лучше, - уверял пан Владислав.
- Ни в каком не лучше.
- Что это вы, пан Войцех, околесицу несете...
- Ни в каком, говорю, а кто мне тут будет другое доказывать...
- Кхе!.. Кхе!.. Кхе!.. - закашлялся кто-то из детей.
- Матерь божия!.. - закричала Войцехова. - Франек подавился!
- Дай ему по спине... Вот так!..
Отпрыск рода войцеховского был спасен, к великой радости пана Владислава, который оживленно всем разъяснял, что, попади кость в глотку, немедленно был бы "капут".
- Насколько времена переменились к худшему, скажу я вам, лучше всего видишь по лошадям, - продолжал хозяин. - Лет двадцать назад у меня на каждого ребенка приходилось по две лошади, потом по одной, а теперь пара на троих... Чтоб у меня ось лопнула, если вру!
- А разве вам от этого хуже?
- Да ведь только пара на троих, говорю я.
После этих слов пан Войцех задумался, сплюнул прямо в печку и крикнул:
- Баста, моя панна!
Приняв это восклицание за сигнал к отбытию, я подтолкнул Вигилию. Мы попрощались с хозяевами, получили по трехкопеечной монете и по куску пирога (который выставлен для обозрения в моем домашнем кабинете) и ушли, благословляя хозяев.
Когда мы были уже в конце двора, до нас донесся бас пана Войцеха, выводивший:
Пресвятая дева младенца породила
И того младенца в ясли положила.
Женщины подхватили:
Фунда, фунда, фунда!
Тота ризибунда,
Эй, коляда, коляда!..
В исполнении последнего трехстишья приняли участие уже все наличные мужские басы, пронзительные женские сопрано и какие-то неопределенные дисканты, импровизируя хором душераздирающий концерт на еле различимый мотив оберека. Тут уж Вигилия разошлась вовсю и, лишенная возможности повертеться со мной по причине полного моего неумения, она так стремительно подхватила какого-то калеку на костылях, что оба они чуть не попали под проезжавшие сани.
