- Для которой у вас есть сейчас тысяча рублей, а у Владислава - жена, перебила его Эленка.
- Что ж, и это капитал, - согласился Гродский. - Так вот, должен вам сказать, что мы твердо решили при помощи нашей фабрики вытеснить заграничные полотна и решительно преобразовать все отечественные предприятия подобного рода. У Владислава была запроектирована новая вентиляционная система, далее - участие рабочих в прибылях, пенсии. Затем - читальня для взрослых, какая-то необыкновенная школа для детей и что-то вроде курсов для практикантов.
- Мечты! - с грустью заметил Владислав.
- Позволь тебе сказать, - возразил Гродский, - что эти наши юношеские мечты мне куда милее пьянства и разнузданности немецких буршей. Скажу тебе больше - эти твои фантазии учили нас думать на чужбине о родном крае и его нуждах, и именно этими фантазиями ты завоевал наши сердца. Не опускай же рук. Не осилим фабрику, так построим показательную кузницу; не осилим училища, так попробуем открыть образцовую мастерскую. Я и не думаю сдаваться. Я теперь на верном пути к состоянию и даю слово, что, как только оно перевалит за десять тысяч, я тебе еще напомню о твоих планах.
У разговорившегося инженера глаза так и сверкали. Лицо его выражало энергию, воодушевление и, главное, такую веру в свои силы, какой, увы, уже недоставало пришибленному жизнью Владиславу.
- Сколько же это денег надо на фабрику! - отозвалась Эленка, качая головой.
- Конечно, много! И все же, умей ваш муж ковать железо, пока горячо, давно бы уже он мог основать свою фабрику.
- Я? Каким же образом? - с удивлением спросил Владислав.
- Ха-ха! Не помнишь, душа моя! - воскликнул Гродский. - Надо было думать о фабрике полгода тому назад, когда в тебя была влюблена пани Вельт...
- В меня?.. Пани Вельт?.. - повторил совсем уже растерявшийся Владислав.
- О, простачок! О, невинный ягненок! - выкрикивал Гродский. - Все на свете знали, что эта милейшая дама без памяти от него, а он не знает об этом и поныне! Ха-ха-ха!
Прислушиваясь к разговору, Эленка позабыла о самоваре, и горячая струя перелилась через край стакана. Благодаря этому мелкому происшествию беседа приняла иное направление, и Владиславу удалось скрыть свое смущение, такое же сильное, как и неожиданное.
Около одиннадцати Гродский, который завтра утром должен был уехать, распрощался с друзьями, напоследок сказав им:
- Пани Элена! Я вас возненавижу, если в трудную минуту вы не обратитесь ко мне. Я человек прямой, церемоний между своими не признаю, и кого люблю, так уж всем сердцем.
