— Позвольте, — прервал Шувалов, — нечего облекать все это таинственностью, я очень хорошо знаю, в чем дело.
— Во всяком случае, я никого не назвал. Итак, князь Луговой очень пристально вглядывался в даму, которая и не думала отворачиваться от него; я даже заметил, что они раз обменялись довольно красноречивыми взглядами, и это возмутило меня. В то же мгновение дама, заметив, что я смотрю на нее, обернулась в мою сторону и наградила меня такою прелестною улыбкой, которая разом усмирила мой гнев.
— А меня привела в бешенство! — воскликнул князь Луговой. — Я окинул Свиридова свирепым взглядом.
— Я ответил тем же.
— Мы вышли из зрительного зала, а остальное вы знаете…
— Очень хорошо, но позвольте сделать один вопрос: какое право имел один из вас запрещать другому смотреть на эту даму так, как ему хотелось?
— Право, приобретенное вследствие исключительных отношений.
— Как исключительных? — прервал Свиридова князь Луговой. — Что вы под этим разумеете?
— Что разумею? Да то, что вы сами разумеете, — ответил тот.
— В таком случае, я нахожусь с нею в тех же отношениях, как и вы.
— Желательно было бы, чтобы вы представили доказательства.
— Боюсь, не будет ли это неделикатно или даже бесчестно. А между тем надо же доказать, что действуешь и говоришь не наобум и что все-таки в человеке осталась хотя капля мозга. Впрочем, мы оба находимся в довольно затруднительном положении, и некоторые исключения из общего правила могут быть дозволены.
Сказав это, князь Луговой вынул из кармана своего мундира маленькую записку, кокетливо сложенную треугольником.
— Это что такое? — спросил Иван Иванович.
— Если здесь говорится о правах, так и я представлю доказательство таких же прав.
Свиридов с любопытством следил взором за движениями князя. Увидев, что тот вынул из кармана маленькую записку, он вынул такую же, во всем похожую на первую, и поднес ее к документу, представленному его соперником.
Удивление троих собеседников не имело границ.
Иван Иванович осмотрел обе записки. Адрес был написан одной и той же рукой.
— Почерк один и тот же, но, может быть, обе записки противоречат одна другой. Пусть князь прочитает адресованную ему записку.
— Но ведь это нечестно! — возразил князь Луговой.
— Тут нет ничего нечестного, это исповедь! — ответил Шувалов.
— В таком случае, я начинаю, — с нетерпением сказал Петр Игнатьевич и прочел: — «Милый Петя, ты не можешь себе представить, как напряженно я все думаю о тебе, когда тебя не вижу. Твое присутствие до такой степени необходимо мне, что, когда тебя нет возле меня, мне кажется, что я одна на свете. Жизнь без тебя точно пустыня».
