У трактирщика наверху, в логове Гулля, поселился молодой купец, поставлявший ему партиями водку, сахар и кофе. Праздник кончился, и в наступившие тихие дни Дезак занялся подсчетом прибылей и издержек. Сам Дезак тоже рыбачил в молодости, но на время пристал к портовому кабачку да так и прижился на берегу, работая то здесь, то там. Он женился на местной жительнице, ее первый муж пристроил к своей лавке распивочную. Эта женщина как-то побывала в порту Докрере, западнее Себастьяна, и по рекомендации знакомой вывезла оттуда в Санкт-Барбару эту самую Мари — прислуживать в лавке и распивочной. С тех пор Мари за неимением лучшего проводила зиму здесь. Она как была, так и осталась оглодком, промышляя тем скудным запасом костей и мяса, какие достались ей на долю.
После того как Дезак перебрал свои товары и все подсчитал, он пришел к заключению, что Мари и на сей раз, как и все эти годы, его обкрадывала. Он кликнул ее, она, щурясь, как и все эти годы, спустилась вниз и, выставив подбородок, с места в карьер принялась бранить хозяина. Дезак схватил ее за волосы и стал лупить, и тут Мари взвыла тем особым вытьем, к которому прибегала только однажды в году, именно в этом случае. Это был негромкий тягучий вой; тому, кто избивал ее, хотелось слушать его еще и еще. Дезак бил и бил, он вошел во вкус и перестал лишь тогда, когда рев Мари был уже на исходе да и успел ему прискучить. Мари всхлипывала и сопела, она забилась в угол и представлялась этакой разнесчастной страдалицей, еще несчастнее, чем на самом деле. Тогда Дезак, смеясь, похлопал ее по торчащей лопатке, очевидно, имея нечто в виду, — ее блуза на этом месте была уже изрядно истрепана, — он что-то пробурчал и ущипнул ее. Потом они побыли вместе до утра, когда молодой купец спустился вниз и попросил кофе.
Уже на следующий вечер разнесся слух, что рыбаки возвращаются из Себастьяна с новым контрактом. Тут мужчины сказали женам, что им не придется больше каждую зиму бедовать, все у них теперь пойдет по-другому. Как по-другому, они не уточняли, и каждый представлял себе это по-своему — женщины, дети да и сам глава семьи. Все только и говорили, что о новом контракте; на рынке и на острове цена на килограмм мелкой рыбешки подскочила на два пфеннига в будний день, да и детишки повеселели. Потом стало слышно, что делегаты прибудут на новом пароходе, и народ толпился на сходнях. Но никто не приехал, за всю неделю не было никаких вестей, похлебка становилась все жиже, женщины теряли всякое терпение, мужчинам пора было выходить в море, все добычливые места поди уже заняты. Ветер, пригонявший с суши нещедрые летние дожди, растерянно натыкался в порту на неподвижные суда, их удерживали здесь невидимые чары, они были, казалось, сильнее его.
