из-за нависшей глыбы которой едва-едва выглядывают залитые белой луной
скалы отметки «1300». Проран освещен, вода в нем как зажатая в спираль
стальная пружина, несущаяся со скоростью одиннадцати метров в секунду.
Сразу за прораном, за его перепадом эта литая пружина словно взрывается,
она образует безумно ревущий, грохочущий котел, дрожь его каменных стен
передается банкету, и тот подрагивает, настолько силен напор рвущейся из
плена реки.
Хуриев хлопает дверцей, идет к тоннелю. А его ствол все еще забит
машинами, там все еще устанавливают датчики контрольно-измерительной
аппаратуры, режут торчащие из стен пеньки стальных балок.
— Елкин к двум часам должен был уйти из тоннеля,— докладывает
вынырнувший из-за экскаватора Саша Пятерев. — А сейчас сколько? Пятый!
Я перемычку трогать не могу!
—Ты поспи иди, Саша, — просит его Хуриев. — Заберись в «уазик» и
112
отдохни. Хотя бы час, там тепло, слышишь?
В черноте предутреннего нёба над створом появляется спутник. Его
заметил кто-то из гревшихся у костра, показал другим. Как утверждают
летописи, не было в старину ни одной порядочной битвы, накануне которой
не появлялось бы небесное знамение. Знамения определяли исход битвы.
Они предвещали победу или поражение. Что предвещаешь ты, спутник? Ведь
«Нарын есть Нарын», смысл этого ходячего на стройке выражения
постигается именно здесь, на мягко прогибающейся под тяжестью буль-
дозеров земляной перемычке, на ощетинившемся клыками тетраэдров
верховом банкете.
Хуриев поднимает руку. Рев дизелей глохнет, бульдозеристы, их
бригадиры Сеяр Феттаев и Анатолий Курашов собираются вокруг
начальника УМРа. — Курите, ребята, пока время есть.
Идет по кругу пачка сигарет, в двух шагах тяжело бьет об осыпающуюся
кромку черный Нарын. Хуриев припадает к нивелиру, целясь объективом в
деления полосатой рейки. Ошибиться нельзя. Снимешь с перемычки лишнее,
и кто знает, удержит ли она Нарын? А в тоннеле люди, машины. Когда же в
конце концов они уйдут оттуда?
Они уходят в семь утра. Что-то торжественное было в их уходе. Ползли
бульдозеры, ползли, дергаясь на поворотах, как танки, медлительные
подъемники, ползли телескопические вышки и дежурные машины.
Гидроспецстрой уходит из тоннеля! Там, перед входом, остается лишь пламя
брошенных костров, там дотлевает опалубка, подожженная брызгами
расплавленного металла, там все еще светит редкая гирлянда электроламп,
