– Молодцы девочки.
Еще бы не молодцы, он даже не знает, до какой степени молодцы. Долго, однако, он Бетти разглядывает: не документы и не лицо – шею, грудь. Как зовут сестру, спрашивает, и давно ли они не виделись? – Сестру зовут Эльзой, а не виделись – да, порядочно. Бетти весело, у офицера тоже настроение хорошее, бац-бац – печати поставлены – добро пожаловать в ФРГ.
– Фридрих-фон-Шиллер-аллее, четырнадцать, – произносит она с удовольствием, когда залезает в машину. – “Кремер и Кремер”, товары для верховой езды.
Улыбнулась, вспомнила, как отец провожал ее:
– Лошадь – Pferd, конь – Roß, существительные пишутся с большой буквы. ЦК решало и не такие вопросы. – Выражение это он часто использует в затруднительных случаях. На прощание долго мял ее, обнимал.
Быть молодой, свободной, сильной, красивой женщиной – есть ли на свете состояние счастливее! В жизни Бетти мужчины присутствуют – как без них? – но никого она рядом с собой дольше, чем на несколько месяцев, не задерживает. Очень уж они какие-то все у нее спортивные – спорту Бетти не враг, он учит работать, преодолевать препятствия, но для серьезных, что называется – длительных, отношений хочется большего: артистизма, веселья, ума, наконец. Это не принцип, не мужененавистническая – тьфу, и не выговоришь – философия, нет у нее философии: живи и давай жить другим.
– Мы не спешим, не правда ли? – обращается Бетти к водителю: тот совершил слишком резвый маневр. На эту самую Шиллер-аллее ей надо приехать к шести, к закрытию.
Таксист – скучный, неаккуратно выбритый, одутловатый дядька за пятьдесят. Спросив имя, она немедленно его забывает: Гюнтер вроде бы. Из ГДР. Она, кстати, думала, только турки и русские водят в Берлине такси. На всякий случай спешит сообщить ему: она сама русская. Он принял ее за голландку, даже швейцарку. Прекрасно, пусть этот Гюнтер теперь ее просветит, немножко покажет город: Бетти хочется полюбить Берлин. Она исполнена благожелательности.
В Берлине теплее, влажнее и как-то темней, чем в Москве. Небо серое, дождя нет. Справа – новый аэропорт Бранденбург: строят, строят его, всё никак. Пока любоваться не на что.
Возвращаясь к спорту: плавать ее научил отец, плавать Бетти умеет столько, сколько помнит себя, – как читать, разговаривать, – фехтованию, бегу и верховой езде научили в секции, и стрельбе – тоже там, современное пятиборье – спорт высшей гармонии. Наибольшее удовольствие доставляли, конечно же, лошади. Пятиборье, однако, пришлось оставить – и как раз из-за них, лошадей: в конюшне у Бетти слезились глаза – на сено реакция, аллергическая. Ушла в синхронное плавание, над водой свои ножки показывала, на радость родителям, в особенности отцу. Прошлое его, до женитьбы и до ее рождения (Бетти была довольно поздним ребенком), связывалось в ее детском воображении с водой, с большой водой: отец окончил Московский университет, факультет географии, знал языки – немецкий, английский, сербский, арабский (последний, что называется, – со словарем) – и превосходно плавал – даже теперь, в свои семьдесят, ходил на Москву-реку с середины мая и по сентябрь и в бассейн в остальные месяцы.
