Кажется, все невзгоды остались позади. Мама давно выздоровела и снова обшивала сельских заказчиц, число которых умножилось. Теперь у нас процветало свое маленькое хозяйство: делянка картошки и бахча. После голодного года мы посадили (с помощью Сан Саныча) глазки от заграничной диковинной картошки. Урожай выдался отменный. Бабушка и мама копали, а я собирал треугольные картофелины белого, розового, лилового цвета. Какое это было богатство! Столько рассыпчатой картошки — едва увезли на детдомовской бричке…
На следующую весну наша родня наняла меня пасти буренок и овец, пока не соберется общее дубовское стадо, за что пообещали нам засеять осьминник пшеницы.
Теперь мне приходилось вставать на коровьем реву и, обувшись в лапти, с помощью бабушки, которая учила наматывать онучи, тут же отправляться с деревенскими мальчишками в ближние горы, на проталины. Долог апрельский день, всего наглядишься вдоволь. С восходом солнца появлялись на пригорках отощавшие сурки: они вылезали из глубоких нор, подолгу осматривались вокруг — нет ли какой опасности? Эти смешные байбаки доставляли всем ребятам истинное удовольствие. Иногда в чилижнике мы вспугивали и матерых лисиц, которые стремительно кидались наутек через обтаявшие лощинки, и казалось, будто они поджигают на бегу сухой ковыль своими рыже-пламенными хвостами. Зато безобидных ежей, бывало, приносили домой, за что нам сильно попадало. А вот колокольчикам все домашние были рады. Колокольчики распускались дружно, как только льдистые кромки снега на солнцепеке быстро сползали в синие распадки. Через неделю вспыхивали и тюльпаны в молодом зеленеющем ковыльке… Южноуральские горы буйствуют в эту пору всеми красками, а когда в мае заполыхает в долах вишенник да бобовник, то и вовсе это пышное цветение охватывает все окрест, будто и степь спешит отпраздновать весеннее обновление до первых суховеев. Вот тогда я и полюбил эти горы: длинные волнообразные сиреневые цепи — на востоке; гулкие, звончатые раструбы, одетые башкирскими таинственными урманами — на севере; голые, каменистые крутобокие шиханы — на юге; и кряжистые увалы, пропадающие в дальнем распаханном плато Общего Сырта — на западе. Весь южный торец Уральского хребта впервые столь мощно, могуче открылся передо мной, и я подолгу стоял один, зачарованный этой первозданной прелестью, и жадно смотрел в полуденную зыбкую даль, пока ребята не начинали посмеиваться. Вообще сельские мальчишки, весьма практичные люди, относились ко мне высокомерно, хотя и не был я коренным горожанином.
