Книга Гигина содержит не только классификационные, «мифографические» каталоги, но и вполне традиционные «эпические», т. е. списки вождей фиванского и троянского похода, аргонавтов, женихов Елены, охотников на Калидонского вепря, участников игр и пр., имена которых не только перечислялись эпическими поэтами, но и надписывались живописцами и вазописцами в многофигурных композициях. Эти привычные каталоги, объединяющие героев, собравшихся с одной целью в одном месте и времени, оказываются теперь частным случаем классификационных. Другой традиционный тип каталогов, а именно царские списки, претерпевает модификации под воздействием чуждой хронологии фабульной логики: во-первых, царские списки у Гигина не стремятся к хронологической последовательности60), а во-вторых — включают иногда либо героев, не бывших царями61), либо царствовавших не там62), но связанных тем или иным образом с данным мифологическим циклом; при этом пропускаются хронологически нужные, но не удостоившиеся отдельной фабулы. Таким образом царский список тяготеет к превращению из хронологического инструмента в классификационный, в каталог типа «Кто славен из афинских героев», т. е. в подрубрику всеобщего каталога мифов, говоря проще — в оглавление фабул части сборника (что подтверждается и композиционной функцией царских списков, о которой говорилось выше). Единственные классификационные (классифицировавшие героев все же не по ситуациям, а по историческим результатам) каталоги, существовавшие в классическое и александрийское время, — это каталоги основателей: основателей городов, основателей святилищ и изобретателей разных полезных (или бесполезных, как азартные игры) вещей63); все три каталога имеются и в книге Гигина64).
Таким образом, фабулы ослабляют традиционные генеалогические и географические связи и замещает их классификационно-типологическими, заново собирая по рубрикам рассыпавшуюся на калейдоскоп сюжетов мифологию. Многое в мифологии оказывается недоступным для фабул: даже при изложении мифов, наиболее подходящих для них, т. е. мифов трагедии, при разбивке на фабулы, каждая из которых законченна и логична сама по себе, ускользает связующая отдельные несчастья Пелопидов или Лабдакидов тема родового проклятья65). Чтобы изложить эпические описания боев и поединков, требуется прибегать к маловыразительной в данном случае форме каталога; невозможно ни изложить фабулами теогонию (чем и вызвано отступление от формы во «Введении»), ни описать свойства и атрибуты богов (для чего больше всего подходит гимническая литература); в книге фабул теряется вся символическая сторона мифа, раскрывавшаяся древними в этических, физических или метафизических истолкованиях, и почти вся его этиологическая сторона66), ненужная собственно сюжету. С потерей этиологии и внутренней хронологии мифа пропадает и мифологический историзм — значении мифологии как знания о предыстории теперешнего мира и человека.
