Д р у я н о в (продолжая). Я думаю, вы уже поняли, что этого Семеняку прочат, так сказать, на освобождающееся место. Мне бы хотелось, чтобы вы говорили с ним откровенно, прямо, объективно. Без всяких скидок на ваше личное отношение ко мне.
Б у т у р л а к и н. А причина освобождения?
Д р у я н о в. Полагаю, отказ завода от выполнения планового задания. А точнее — наша просьба перенести выпуск котла Березовского — котла нового типа — для Камышевской ГРЭС на следующий год.
Г р и н ь к о. А где сейчас этот человек?
Д р у я н о в. Семеняка Дмитрий Остапович пока расположился в кабинете Казачкина.
Б е р е з о в с к и й. Я отказываюсь что-либо понимать. Когда мы затеяли такое гигантское, такое прогрессивное дело… Это же бессмысленно — становиться поперек технического прогресса.
Г р и н ь к о. Прогресс прогрессом, а план планом. Одно без другого не бывает.
Б е р е з о в с к и й. Но вы тоже подписали телеграмму в министерство. Где ваша партийная совесть? На чьей стороне?
Б у т у р л а к и н. Зря вы нам рассказали. Меня теперь черт знает в чем обвинят. В подхалимстве к новому начальству, например.
Б е р е з о в с к и й. Я этого ожидал.
Б у т у р л а к и н. Закономерный результат. Все так и должно было быть. Вы, Игорь Петрович, свои интересы, а главным образом, интересы товарища Березовского поставили выше государственных.
Б е р е з о в с к и й (неожиданно). Что? Да как вы смеете?
Д р у я н о в. Андрей Павлович… Не кричите, а то я не расслышал. (Бутурлакину.) Выше чего?
Б у т у р л а к и н. Выше государственных интересов.
Б е р е з о в с к и й (Гринько). А вы почему молчите? Вы секретарь парткома завода. Я бы желал слышать ваше мнение, Григорий Тарасович.
Г р и н ь к о. Но ведь это мое мнение…
Б е р е з о в с к и й. И все-таки — на чьей вы стороне?
Г р и н ь к о. Я на нашей стороне. (Уходит.)
Б е р е з о в с к и й. Гениально.
Б у т у р л а к и н. Я тоже могу идти, Игорь Петрович?
Д р у я н о в. Идите.
Б у т у р л а к и н (встал). Предупреждал. Ругались, ругались — не послушались. (Пошел к выходу, остановился.) Я ведь мечтал до пенсии с вами доработать.
Д р у я н о в. В чем, в чем, а в подхалимстве тебя, Георгий Янович, никто не может обвинить. Ни я, никто другой.
Бутурлакин уходит.
Б е р е з о в с к и й. Вот и все. Финита ля комедия. (Пауза.) Нет, а там-то, наверху, неужели не понимают? Объясните мне, Игорь Петрович. Не понимают, да?
Д р у я н о в. Да что там наверху… Я сам себя не понимаю. Железный директор был. О, вы меня еще не знаете, Андрей Павлович. А посмотрели бы вы на меня лет пятнадцать — двадцать назад. Красавец, от одного взгляда люди шарахались. Надо стране сто десять процентов — «будет». Одно слово Друянова, и министр спокоен. Сто двадцать — «будет». Завод по швам трещит, а я бодро рапортую: «Задание выполнено». Счастливые времена были… Молодость.
