Пролетел вертолет. Завечерело. Волк сел и посмотрел в землю.
Настоящее одиночество — безыскусно.
Лекарство от любви
Егоровна решила утопиться. Пошла к начальнику станции и сказала:
— Свирид, или я тебе жена, или утопленница.
Свирид поморщился. Достал из ящика стола леденец.
— На, — сказал, — съешь и уходи.
Егоровна взяла леденец и метнула его в Свирида. Потом хлопнула дверью и, задрав юбку, показала свое хозяйство слегка удивившемуся Колечке К.
Опустила юбку, отряхнулась, как собака, и ушла на косу, где разделась в палящее солнце и к вечеру спалилась вплоть до лилового цвета.
Ночью поднялась температура. Свирид мазал ей тело прокисшим молоком и до утра не спал, думая о шпалах, пчелах, овцах и паспортах.
> Замолкнул веселия глас.
Трамвайный дурак
Вишенка заснул в трамвае и теперь ехал в нем, петляя в пространстве и мало думая о том.
Снилось ему, что кто-то дергает его за плечо и говорит: «Тетя Маня, тетя Маня, проснитесь». Он просыпается, а он — тетя Маня. Это страшно, это неимоверно тоскливо и дико — быть какой-то там тетей Маней, когда ведь отлично знаешь, что ты доктор Вишенка, но голос зовет и зовет.
Встаешь, идешь в совершеннейшем климактерическом ужасе на холодную улицу неизвестного города и начинаешь там подметать асфальт. Ты — Маня, Дворничиха, старая пизда, суровая дева. Страшная, как генерал КГБ.
О Боже, Вишенка, проснись. Проснись, милый мой! Ты — Вишенка, ты не тетя Маня, я, твой маленький автор, твой суровый друг, спасу тебя. Ты проснешься Вишенкой…
Ну а пока… Что ж… Тетя Маня — так тетя Маня… Асфальт, осенние листья, ужас женского старого тела.
Крохотный шанс
Не каждому дано изведать все степени тоски.
— Эй, Вишня, — кричал себе Вишенка, — весна, весна ведь, зарадуйся, сукин ты сын.
Но упрямое сердце не радовалось. Ему было глубочайшим образом насрать и на апрель, и на май, и на самого Вишенку. Сердце тарахтело в груди, оскорбленное медицинское сердце старого холостяка и придурка.
— Эй, Вишня, — уговаривал Вишня себя, — у нас еще что-то осталось! У нас еще есть Диего Веласкес, Маркес, медсестра Зоя, три сотни в кубышке и новый удивительный стетоскоп!
— Иди в задницу, — сказало сердце, — бросай это все, у тебя есть еще крохотный шанс.
Берега луны
Сашка Мазик заворочался во сне, открыл глаза. В распахнутом окне угадывался силуэт поповского дома.
— Во бля, — подумал Сашка, — какая холодина.
Накинул жакетку, взял сигареты и вышел во двор.
