— Не начнут, — сказал Заболот, — пчелы — не волки, овец не грызут.
— Умный ты больно, — сказал Свирид, — а паспорта нет.
— Поэтому и нет, — примиряюще заметил Василий, — это только бы усугубило.
Далеко-Не-Догнать
«Дорогая мамочка! Лето у нас стоит белое, лирическое. В оврагах бегут ключи, и там можно прятаться от жары. Спасает и общество. Жалею я об одном, что в городе так мало читал. Здесь, практически, не о чем думать.
Хожу по вечерам на речку. Хорошо бы в ней когда-нибудь утонуть.
Свирид говорит, что все мы тут люди несчастные в этом смысле. Никто, говорит он, не лишен здравого смысла, а вместе — дурная деревня.
Я с ним не соглашаюсь, но, знаешь, приятно иногда думать, что живешь не один. Кроме того, стал я как-то спокойнее, и теперь уже не встаю по ночам.
Полюбил я двух женщин. Обе красавицы, умницы. Одна — совсем хороша, но, видимо, блядь. Напиши мне, можно ли на бляди жениться.
В остальном — не грущу.
Вечно твой Далеко-Не-Догнать».
Путь в города
Сельвира в первый раз ехала на областной медосмотр. Пронизывающий ветер трепал кудри, заползал в ноги, томил и предчувствовал. Народу в «пазик» набилась прорва. Мужики пахли водкой, окна были грязные.
Вечером, после всего, ходила по центру и искала туалет. Не смогла найти, а нашла — не поверила, что в белое позволяется делать. Купила большую хозяйственную сумку, и, залезши в какую-то клумбу у здания прокуратуры, сходила в нее. Сумку, потом, естественно, выкинула в мусорник.
На обратном пути все грустила и вспоминала отца. Он бы никогда не дал Сельвиру в обиду, никогда, а так как перст живешь, и никто, совсем никто не спросит про город и жизнь.
> Замолкнул веселия глас.
Пороша
Январь отразился в окнах. Хорошо пошли всякие варенья и соленья.
В пригородах мальчики играли в хоккей. Шел пар изо рта. Шайба летала по наледи злой и черной кометой. Врач Вишенка целый день провел в чужих домах на осмотрах и вызовах, на кривых и холодных бутербродах с салом.
Руки и уши у него замерзали всегда первыми. Такая ересь. По проспекту вниз, дыша сгущенными выхлопными дымами, ползла вереница машин.
Вишенка завернул в магазинчик и приобрел половину черного и чекушечку в двести пятьдесят, помня о спирте в шкафу.
В квартире стоял запах съеденных молью вещей и гуталина «Свежий черный». Согрел суп, вымыл руки, налил водки.
На глаза попалась книжка о патологических родах. Вишенка вспомнил о студенческом братстве и чуть было не заплакал. Раздеваясь ко сну, видел в голых окнах порошу, поземку, подземку, сливочный свет фонаря.
