У Надии и Саида, тогда, были свои телефоны. В их телефонах были антенны, и эти антенны вытягивали для них невидимый мир, волшебным способом, мир, который был вокруг них и также нигде, перенося их в разные близкие и далекие места, туда, где они никогда не были и никогда не будут. Много десятилетий в их стране после обретения независимости телефонные линии в их городе оставались большой редкостью, и лист ожидающих был длинным, и рабочие, проводящие медные провода и устанавливающие массивные телефонные аппараты, встречались, уважались и получали взятки, как какие-нибудь герои. Но теперь волшебные палочки правили воздухом города, свободные от всего, миллионы телефонов, и можно было стать обладателем телефонного номера в считанные минуты за совершенно небольшие деньги.
Саид пытался совладать с притяжением к своему телефону. Он посчитал, что у него слишком мощная антенна, и магия, созываемая ей слишком завораживающая, словно еда на бесконечном банкете, набивая себя, беспрерывно набивая себя, пока не начинал ощущать себя заторможенным и больным, и ему приходилось стирать или прятать или запрещать себе пользоваться приложениями-аппами, за исключением некоторых необходимых. Его телефон мог позвонить. Его телефон мог послать сообщения. Его телефон мог фотографировать, определять небесные тела, трансформировать город в карту, когда он ехал. Но только и всего. В большинстве своем. За исключением каждодневного вечернего часа, когда он включал браузер на телефоне и исчезал на тропинках интернета. Правда, тот час был жестко регулируемым, и, когда он проходил, таймер подавал сигнал — мягкий, еле слышный звон, словно приходящий с некоей воздушной планеты от жрицы, светящейся голубым мерцанием науч-фана — и он вешал электронный замок на браузер до наступления следующего вечера.
Даже такой урезанный в своих возможностях телефон, лишенный стольких потенциальных возможностей, позволил ему коснуться существования Надии, сначала осторожной неторопливостью, а потом — все чаще и чаще, в любое время дня или ночи, позволил ему войти в ее мысли, когда она вытиралась после утреннего душа, когда ужинала в своем одиночестве, когда сидела за рабочим столом, когда облегченно откидывалась на спинку туалета после опорожнения мочевого пузыря. Он рассмешил ее, однажды, потом еще раз, потом еще и еще, и еще, и от него загоралась ее кожа и укорачивалось ее дыхание от внезапно охватившего желания, и он стал ее настоящим без своего присутствия, и точно то же произошло с ним. Вскоре установился ритм их отношений, и после чего не проходило и нескольких утренних часов без их контакта, и в те ранние дни их романа они ощутили нарастающее желание насытиться, коснуться друг друга, но без телесного прикосновения, без выплеска. Они начали проникать друг в друга, еще не поцеловавшись.
