Они редко говорили по телефону и спорадически встречались, и она подозревала, что у него были другие женщины. Ей не хотелось точно знать об этом. Ей нравилось, как он знал свое тело, и его плотское желание обладания ею, и ритм и поглаживания его касаний, и его красота, его животная красота, и наслаждение, вызываемое им. Она думала, что она не значила ничего для него, но тут она была неправа, поскольку все было наоборот для музыканта, но его гордость, а также страх, а также стиль жизни удерживали его на расстоянии. Он постоянно ругал себя последними словами за это, правда, совсем непродолжительно, хотя, после их последней встречи он очень часто вспоминал ее до самой его скорой смерти, которая — никто не догадывался об этом — пришла через несколько месяцев.
Надия поначалу считала, что не нужды в прощании, потому что прощание всегда предполагало предысторию и причину, но потом ей стало горько от того, что надо было попрощаться не для него — ей казалось, что ему все равно — а для нее самой. Они мало говорили по телефону, а сообщения казались слишком безличными, и она решила встретиться с ним на улице, в публичном месте, не в его неубранной, запущенной квартире, где она не смогла бы удержать себя, но, когда она упомянула об этом, он пригласил ее к себе «в последний раз», и, желая отказаться, она согласилась, и их секс стал страстным прощанием, и, неудивительно, секс был замечательным.
Позже ей было интересно, как могла сложиться его жизнь, но этого она никогда не узнала.
* * *
Следующим вечером вертолеты заполнили небо, будто птицы от напугавшего их выстрела или от удара топора по основанию их дерева. Они поднялись, одиночками и парами, и облепили верх города в краснеющем закате, когда солнце уплывало за горизонт, и рокот их двигателей эхом разлетелся по окнам и аллеям, сдавливая, казалось, воздух под ними, будто каждый из них стоял на верху невидимой колонны, невидимого воздушного цилиндра, каждый из них — странного хищного вида, словно двигающаяся скульптура; некоторые — тонкие с кабиной на двоих, пилот и стрелок на разных высотах, а другие — толстые, наполненные людьми, но все — мерным рокотом по небу.
Саид наблюдал за ними со своими родителями с их балкона. Надия наблюдала со своей крыши, одна.
Молодой солдат смотрел вниз через открытый дверной люк на их город, на город незнакомый ему, выросшему в провинции, и его поразила величина города, высокие башни и зелень парков. Шум вокруг него был еле выносимым, а живот сворачивало при каждом резком повороте.
