Чтобы отдохнуть от ее настороженного присутствия в доме, Катя и с крокодилом гулять согласилась бы. Журавлик — маленький голенастый двортерьер с короткой рыжеватой шерстью — проблемой не являлся. Старушка в любую погоду часами торчала во дворе — но без него: боялась, что убежит. Он и не рвался, дрых себе в прихожей. Так что борьбы с собачьей вольницей не предвиделось. Кормила его пенсионерка дешевыми сухариками из зоомагазина, уверяла, что он малоежка, не разорит. Сделка обещала быть выгодной. И Катя энергично закивала, покусывая губы, чтобы скрыть довольную улыбку.
Получилось забавно. Когда она сняла эти двенадцать метров, у четвероногого приятеля хозяйки клички не было. Он радовался обращению: «Эй, дурень». Медсестра не удивилась. Знавала в совершенстве владеющую русским матерным языком даму, которой сын оставил на полгода роскошную догиню Нефертити. Отказать ему мама не смогла. Но выражала недовольство уходом за шестьюдесятью килограммами счастья, обращаясь к ним: «Ферти, б… ты этакая». В итоге вернувшийся сын получил чудо, которое бежало к каждому, кто нецензурно упоминал продажных женщин. Насмешив старуху этой историей, Катя и предложила назвать ее собачонку Журавликом. Кто бы мог подумать, что для себя старалась?
Натура у покладистого с виду метиса оказалась сволочная. Как только хозяйка, рассеянно потрепав его по загривку, шагнула с чемоданом за порог, Журавлик громко, визгливо залаял. И не прекращал суток трое. Он подло опрокидывал миски с сухим кормом и водой. А когда нянька прибегала с тряпкой и веником, рычал на нее и щерился. На улице мелкая зловредная тварь бросалась на крупных собак. Приходилось хватать скандалиста на руки, в которые он, ловко изогнувшись, впивался мелкими острыми зубами.
— Крохотка, я понимаю, она тебя бросила. Но почему ты на мне злобу вымещаешь? Ты ведь уже понял, я буду с тобой, нам обоим деваться некуда, — увещевала Катя.
Но этот враг себе открыто подличал, не желая сдаваться. На четвертый день переставшая высыпаться медсестра забежала после работы в супермаркет за йогуртом. Тут смутная идея остановила ее возле мясного прилавка. Изучив ассортимент, она обрадовалась недорогим говяжьим ребрышкам. И, выбирая, долго испытывала терпение продавщицы. Та, однако, и черной широкой бровью не вела: неторопливо доставала из лотка и показывала товар со всех сторон. А три женщины равнодушно безмолвствовали в очереди и не убили капризную покупательницу, когда в итоге ей взвесили одно ребрышко из двадцати. Потом Катя сама себе удивлялась. Ее неимоверно раздражали московские привереды. Люди разного пола, возраста и достатка ухитрялись сравнивать пару одинаковых на вид кусков минут по тридцать, чтобы в итоге не соблазниться ничем. Не одну Трифонову, многих провинциалов бесила эта разборчивость явно небогатых столичных аборигенов. Ну взяли то, что сверху глянулось, и пусть следующий тоже никого не задерживает. И вот, пожалуйста, сама уподобилась. Просто забыла обо всех и обо всем, кроме своего шкурного интереса — раздобыть Журавлику самую легкую косточку, щедро покрытую мякотью, и подешевле. Она больше не испытывала неловкости перед томящейся очередью. Ее ждали в этом отделе, она подождет в другом. И впервые будет уважать их право за малые, но единственные свои деньги не хватать то, что удобно сунуть им торгашу, а брать что нравится.
