Роберт Ватсон был стряпчим в Кройдоне, его дела шли успешно, и он был доволен этим обстоятельством, а также женитьбой на единственной дочери стряпчего, у которого он был клерком, с шестью тысячами приданного. Миссис Роберт была не менее довольна обладанием шестью тысячами фунтов и очень модного дома в Кройдоне, где она устраивала светские вечера и красиво одевалась. В ее внешности не было ничего примечательного, ее манеры были развязными и самоуверенными. Маргарет не была обделена красотой, обладала стройной привлекательной фигурой, и чего-то не хватало скорее выражению ее лица, чем ее чертам, но резкое и хмурое выражение ее лица сильно мешало чувствовать ее красоту. Как при каждом шансе показать себя, при встрече со своей долго отсутствовавшей сестрой, она была полна любви, и ее голос был сама вежливость, она постоянно улыбалась и медленно произносила слова, когда хотела выказать удовольствие.
Она была так «рада видеть дорогую, дорогую Эмму», что в течение минуты едва могла произнести хоть слово.
— «Я уверена, что мы будем лучшими друзьями», — заметила она с большим чувством, как только они вместе сели. Эмма не нашлась, что ответить на такое заявление: она не могла отвечать в такой же манере, в какой оно было сделано. Миссис Роберт Ватсон разглядывала ее с весьма фамильярным любопытством, в момент встречи ей прежде всего пришла на ум потеря тетушкиного состояния, и она не могла не почувствовать насколько лучше быть дочерью джентльмена с собственностью в Кройдоне, чем племянницей немолодой женщины, променявшей ее на ирландского капитана. Роберт был беззаботно добродушен, как положено процветающему человеку и брату, и больше был расположен заниматься с посыльным, нещадно ругая беспримерное повышение стоимости почты, и обсуждая сомнительную полукрону, чем приветствовать сестру, которая не обещала для него выгоды.
— «Ваша деревенская дорога просто мерзость, Элизабет», — сказал он, — «даже хуже, чем была. О, небо! Если бы жил рядом с вами, я бы потребовал с ней что-нибудь сделать. Кто нынче инспектор?»
В Кройдоне осталась маленькая племянница, о которой затем осведомилась добросердечная Элизабет, очень сожалевшая, что ее не было со всеми.
— «Ты очень добра», — ответила ее мать, — «и я тебя уверяю, было очень трудно уехать без Августы. Я была вынуждена сказать, что мы собираемся только в церковь, и обещала сразу же вернуться к ней. Но ты знаешь, ее нельзя было бы привезти без ее няни, а я особенно слежу за тем, чтобы за ней как следует присматривали».
