Таким образом, задачи Маршана очень походили на задачи Гавварда и эти два человека, встречавшиеся в обществе, как представители дружественных держав — копали друг другу и державе, представителем которой являлся противник, могилу для того, чтобы самому воспользоваться добычей…
Быть может, и Маршан и Гаввард, с согласия секретных отделов, попытались бы войти в соглашение даже с ненавистными им большевиками, устроить что-то вроде Брестского мира, если бы «правительство, расположенное в Москве» согласилось пойти на те требования, которые предъявляли капиталистические хищники…
Но радиобашни Кремля не уставали разоблачать планы мирового империализма, но кремлевские антенны не уставали оповещать мир о преступлениях банков Франции и Сити, но «правительство, расположенное в Москве» категорически отказалось продавать интересы пролетариата — а заодно и интересы России — который героически сражался на всем протяжении от Архангельска до Одессы за свою свободу и за мировую революцию…
Кроме того, настороженное внимание рабочих масс во Франции и в Британии, а также возбужденное состояние народов Востока, не давали возможности к такого рода предположениям.
И агенты Британии и Франции покупали Деникина, покупали зеленые банды, покупали акции и земли, одновременно ведя друг против друга ожесточенную войну…
Эта скрытая война велась с беспощадной жестокостью и, если бы Маршан мог уничтожить Гавварда, дружески ужинающего с ним в «Арлекине» — то он сделал бы это, не колеблясь… И он знал, что Гаввард сделал бы тоже самое…
Но агентура давала мало сведений и борьба велась скрыто…
Маршан давал несколько поручений Анне Ор; все эти поручения исполнялись киноактрисой, запуганной энергичным агентом, но приносили мало пользы. В свою очередь, полковник Гаввард допрашивал Анну Ор об исполнении некоторых заданий командования его королевского величества, но и здесь было то же…
Двойной шпионаж измучил Анну Ор: эта женщина, знавшая раньше только съемки сентиментальных кинодрам и любовников, попала в сложное положение, из которого не видела выхода. Ее тяготение к Казарину, которого она любила безнадежной, последней любовью тридцатишестилетней женщины, о которой сказал поэт:
— Последняя любовь, яркая, как румянец чахоточноного…
Это чувство еще более усложняло положение Анны Ор…
В разговоре с полковником Гаввардом она призналась:
— Я вынуждена исполнить взятые на себя обязательства, но я жажду покоя, полковник… Я мечтаю о том времени, когда смогу вставать утром беззаботная, как прежде, зная, что мой день принадлежит мне и что моя ночь равна моему дню…
