Дед сказал, что какое-то время я, видимо, смогу пожить у Фрины.
Судя по адресу на конверте, Фрина жила в центре Москвы, в одном из тех старых домов, которые сохранились в районе между улицей Герцена и Тверской, еще год назад носившей имя Горького.
«Женщиной с прошлым» называла Фрину бабушка.
Дед говорил, что у нее просторная квартира.
Вот, в общем, и все, что я знал о ней, остальное дописывало мое воображение.
Милая старушка, живущая в просторной квартире неподалеку от Кремля. Занавески на окнах, пожелтевшая лепнина на потолках, журавельник, каланхоэ и хавортия в горшочках, продавленные пружинные диваны, облезлые пуфики, одышливая кудрявая собачка, солнечные пятна на скрипучих крашеных полах, фотографии в тонких овальных рамках, вязанье в корзинке, толстые книги с ломкими пожелтевшими страницами, кружевные салфетки, чай с медом, запахи нафталина и лимонной корки, гладко зачесанные седые волосы, узловатые пальчики, следы былой красоты, очки с круглыми стеклами, большое зеленоватое зеркало, хранящее в своих глубинах образы прошлого…
Такой представлялась мне Фрина, когда я сошел на платформу Казанского вокзала и, вскинув рюкзак на плечо, двинулся в толпе к входу в метро.
С «Комсомольской кольцевой» я перешел на радиальную, вошел в вагон с линкрустовыми стенами, прислонился к двери, через десять минут вышел на станции «Охотный Ряд» и поднялся в город, к «Националю».
В поезде было много разговоров о гигантских крысах и людях-мутантах, живущих в метро, о бандитах и проститутках, заполонивших Москву, но ничего такого я пока не видел, зато на каждом шагу встречались попрошайки на костылях и бродячие собаки. В переходах метро хоть и припахивало мочой, но вообще было довольно чисто и светло. А вот город с первого взгляда показался мне усталым.
Дед отметил дом Фрины на карте Москвы и подробно объяснил, как до него добраться, поэтому плутать мне не пришлось.
Я поднялся по Тверской, свернул в переулок, опять свернул и вскоре опустил футляр с пишущей машинкой на тротуар у двери с круглой ржавой табличкой, на которой с трудом можно было разобрать число 11.
Дом был небольшим, обшарпанным, кривоватым, пыльным, с железной коричневой крышей и двумя печными трубами. Грязные маленькие окошки первого этажа изнутри были закрыты фанерой с надписью «Ремонт», на втором мертвыми складками висели темные шторы.
Похоже, не было тут ни журавельника, ни солнечных пятен на полу, ни старушки в кресле с вязаньем на коленях – только пыль, грязь и немилая старость…
