– Да, точно. Зак недавно вышел из подросткового возраста, правда? А ты же знаешь, как подростки могут спать, – вздернув бровь, усмехнулась Натали.
– Он довольно молод, да?
– Молод и красив. Не могу сказать, что я ее осуждаю, – пожала плечами Натали. – Я имею в виду, что вряд ли у них особенно есть о чем поговорить, но…
– Они выглядят вполне счастливыми, – сказала Джен.
Натали снова пожала плечами.
– Кстати, как тебе Дэн? – спросила она. Джен чуть испугалась. Как это они перешли от Лайлы и Зака к Джен и Дэну? Что она пытается сказать? Знает ли что-нибудь? Джен попыталась понять это по выражению ее лица, но оно у Натали было довольно невинным. – Ты ведь с тех пор его не видела?
– Не видела.
– Вы были так близки какое-то время.
– Да.
– Этот фильм, он был…
– Честно говоря, я не хочу говорить об этом, Нат. – Натали не знала, что Джен так и не посмотрела тот фильм и он ее совершенно не волновал.
– Хорошо, не будем. Но как тебе с ним, не тяжело?
– Все прекрасно, – ответила Джен, стараясь говорить беспечным голосом. К щекам вдруг прилила краска, она почувствовала себя так, будто ее поймали на лжи. Она резко вскочила на ноги и, отвернувшись от Натали, спросила: – Хочешь еще кофе?
– Мне хватит, спасибо. – Джен услышала в ее голосе нотку озадаченности.
И как раз в этот момент вошел Дэн, с чемоданом в руке.
– Всем доброе утро, – буркнул он, проходя через кухню в холл, где оставил свой чемодан. – Кофе найдется?
Джен вопросительно посмотрела на него.
– Конечно, – ответила она, наливая и подавая ему кружку.
– Ваше здоровье, – сказал он, отворачиваясь. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. – Сегодня ведь расчистят дорогу? Потому что мне, пожалуй, днем надо трогаться.
– О… Да. Сегодня днем как раз и расчистят, я думаю. Но вот только подъездная дорожка…
– Это ничего. Подъездную дорожку я одолею.
Вот так, значит. Она вглядывалась в его лицо в поисках каких-то следов нежности, которую видела вчера ночью, но их не было. Когда он ей улыбнулся, это была просто вежливая улыбка дружелюбного знакомого, а манера разговора стала такой же, как в первый вечер: гладкой, бойкой, но поверхностной. Он закрылся, отгородился. Он признавал либо все, либо ничего. Она почувствовала страшную печаль, почти опустошенность; ведь только вчера перед ней промелькнуло что-то: дружба или нечто большее. И ей почти удалось это ухватить, а потом это нечто вот так резко выхватили у нее из-под носа.
От этого она почувствовала невозможную усталость, руки-ноги будто налились свинцом. Будь она одна, со спокойной совестью отправилась бы обратно в постель, она была уверена, что сможет проспать весь день. Но были дела, надо было готовить еду, развлекать гостей. Ее ужаснуло, что почти не осталось дров – и рядом с дровяной печкой в кухне, и в гостиной; это означало, что надо идти в гору, до дровяного сарая. Она обрадовалась, когда услышала на лестнице тяжелую поступь Зака: уж он-то ни в коем случае не позволит ей идти за дровами.
