– Une mitrailleuse? Porquoi faire? Pour me tuer?[10]
– Нет, – ответил я, – чтобы придать завершенность красоте этого луга и полнее ощутить вкус твоих губ!..
– Je ne comprend pas[11].
– Ты не можешь понять меня до конца, потому что здесь нет пулемета. Ты как луидор, позабытый на зеленом сукне игрального стола игроками и крупье! Твоим бриллиантам и жемчугам не грозят вспышки выстрелов! Война, война! Этот звездный свод так похож на разрывы шрапнели!
– Je ne comprends pas.
– Ты не можешь понять меня, поскольку ты несовершенна, как и вся природа, изголодавшаяся по войне. В поэзии с давних времен не было ничего, кроме бесконечной, отчаянной, судорожной тоски по оружию и огню, пронзающих и мучающих землю. Пересыхающие реки молили о мостах из лодок, бочек и бревен, разрушенных и разметанных ветрами и восстановленных под гибельным пулеметным огнем – тук-тук-тук.
Эта большая война разразилась, чтобы завершиться тремя подорванными, выпотрошенными и протекающими броненосцами, это черновой набросок войны, начавшейся двадцать столетий назад и продолжающейся до сего дня с восхода до заката тремя багровыми облаками и черным мысом, вспоровшим белесое небо… Для всех мужчин от тридцати пяти до пятидесяти лет война – это вторая молодость. Это мобилизация всех истощенных жизнью мускулов и нервов. Это мундир, в который туго затянута физиологическая трусость. Все это так, однако я невольно перешел на профессорский тон. Боюсь, что слегка переусердствовал. Мой друг Корра, писавший при диктатуре, укоризненно качает головой. Он не одобряет меня. Я машу на него рукой и обращаюсь за советом к розовой плоти моей тридцатилетней голландской подруги, чувственной, готовой растаять от утонченной ласки, очень умной, хорошо знающей общество Лондона и Берлина, с руками божественной красоты, но слишком притворной. В банальнейшем гостиничном номере, после того как я овладел ею, покрыл поцелуями, измял, даже не раздевшись, под звон моих кавалерийских шпор я расспрашиваю ее:
– Я овладел тобой, стремительно сжав, как официант выжимает лимон в бокалы с налитым в них вермутом в переполненном баре. Не обижайся. Представь себе, что я бар, битком набитый желаниями и проблемами, которые ты можешь легко разрешить. Отвечай! Почему ты меня любишь?..
– Потому что с того дня, как я узнала тебя, я чувствую себя в Италии как дома. Я чувствую, что встретила здесь свою судьбу. Я верю в то, что однажды женщина может искренне привязаться к мужчине. В наше время женщина привязывается к идее мужчины. Вполне естественно, что я изменяю мужу, чтобы сохранить верность своим идеям, воплощенным в тебе. Ты – это мои идеи, мой разум, смысл моей жизни!.. Я люблю тебя, потому что ты итальянец!
