10. Когда-нибудь ты заговоришь сам с собой
Через несколько лет я осознал, что мало-помалу угодил в зависимость к алкоголю: спиртное стало для меня средством скрасить однообразие бесконечной череды абсолютно одинаковых дней. Я сам впал в состояние, близкое к коме, словно вживил себе желудочный катетер, по которому в меня прямотоком непрерывно поступало виски. Мне было уже под тридцать, и единственное, что не позволяло полностью опуститься, – это дочь, хотя я практически с ней и не виделся. Ради нее я заставил себя встряхнуться и в начале девяностых перейти непосредственно к продаже недвижимости. Занимался я жилыми зданиями, и не без успеха, многолетний опыт ремонтов и переездов привил мне своего рода чутье на истинную стоимость любого дома.
Кроме того, я стал подчас совершать такие поступки, которые в трезвом виде были бы для меня просто невозможны. Например, я не раз терял машину: выезжал из дому вечером, ехал в город, где-то парковался, а наутро не мог вспомнить, где оставил автомобиль. Приходилось обзванивать все конторы, занимающиеся эвакуацией машин, и выяснять, нет ли у них моей тачки. Однажды утром я обнаружил, что ночью справил малую нужду прямо на стену комнаты. Впрочем, несмотря на внутреннюю деградацию, я умудрялся поддерживать сносный, обеспечивающий возможность худо-бедно работать внешний облик. Спиртным от меня разило постоянно – как из стакана, из которого забыли вылить недопитое вино.
А время все тикало и тикало.
Пэм прислала открытку из Афин.
Ужинала с Дэвидом Боуи. Очаровашка. Первый раз в жизни пила абсент. П.
В девяностом году Лайнус, не предупредив никого, уехал из города. Он сел в свой «фольксваген-жук», доехал до Летсбриджа в Альберте, а потом остановился на склоне хребта – континентального водораздела, – достал из багажника рюкзак и пошел пешком по полям, по стерне и соломе, распугивая фазанов да куропаток; он шел на восток, а по мере приближения зимы стал забирать к югу. К своему «фольксвагену» он так и не вернулся. Последующие несколько лет он провел, бродяжничая по югу Соединенных Штатов, отращивая бороду, подрабатывая подсобным рабочим, – чтобы только на еду хватало, – да присылая мне время от времени открытки, исписанные его микроскопическим почерком.
Привет, Ричард. Пишу тебе из Лас-Вегаса. Тут у нас зима. Я работаю в итальянском ресторане официантом. Особо не переламываюсь. А по соседству здесь тир, так я решил поучиться стрелять. Звучит глупо, но в этом деле, оказывается, есть чему учиться. Спасибо за письмо и фотографии. Приятно, конечно, знать, что ты обо мне беспокоишься, но, честное слово, у меня все хорошо. Ты спрашиваешь, на фига мне это надо. Вопрос вполне резонный. Я просто решил, что не могу больше ломать себя, подстраиваясь под эту жизнь. Вот работаю я инженером-электриком изо дня в день. И что – всю жизнь так провести? Когда я осознал это, то просто охренел. Не знаю, есть ли этому альтернатива, но по крайней мере я пытаюсь найти ее. Можно, конечно, воровать начать – весело, но как-то в нашем возрасте несолидно. Есть еще наркотики, но, честно говоря, я еще не видел ни одного человека, которому они помогли стать лучше. Жизнь кажется такой длинной и одновременно короткой. Хотя сегодня денек выдался вполне удачный. Смотрел на красивые облака, а еще повезло урвать целый мешок одежки в благотворительной лавочке за пять баксов. Видел Пэмми на обложке «Elle». Если будет время, пиши. Отправляй письма на почтамт Лас-Вегаса до востребования.
