– Хрум!
– Меган, что это за звук такой?
– Хрум.
Все ясно. В эту игру положено играть вдвоем.
– Хрюм-хрюм.
Меган закатила глаза:
– Сам ты «хрюм». Неправильно.
– Хрюм-хрюм?
– Папа, неужели не понятно, что морковка говорит по-другому? Вот так: хрум-хрум-хрум.
– Ну да, вот глупый-то. Как же я мог забыть.
На какое-то время воцарилась тишина, и я вдруг вспомнил, как мы с Джаредом «позаимствовали» неподалеку отсюда у престарелой парочки тележку для гольфа и гоняли по лесу, пока она не свалилась с обрыва, – мы едва успели соскочить. Нас тогда так и не поймали.
– Меган, ради бога, перестань молоть эту морковную чушь. Сама прекрасно знаешь, что это неправда.
– Где моя мама? – Меган готова была разреветься.
– Ладно, Меган, я скажу тебе. Ладно?
– Ладно, – вздохнула она и как-то сразу успокоилась.
Я собрался с духом и сказал:
– Мама тяжело заболела, когда ей исполнилось восемнадцать лет. У нее день рождения в один день с тобой.
– Правда?
– Правда.
Я рассказал Меган о ее маме – все. А потом мы пошли обратно к дороге, где машина, по-прежнему с работающим мотором, так и дожидалась нас, готовая везти куда угодно.
Разумеется, Меган захотелось увидеть Карен, и чем быстрее – тем лучше. Мы пошли к ней в тот же вечер. Моя мама и сотрудники Инглвудского приюта как могли принарядили Карен. Войдя в здание, я поздоровался с дежурными сестрами, как делал это уже сотни раз. Тем не менее внутри у меня все сжалось. Мы молча прошли по гулкому холлу в комнату Карен. По радио передавали «Стеклянное сердце», потом какую-то песню в исполнении «Smiths». Кровать была накрыта синим покрывалом.
– Меган, не волнуйся, – сказал я. – Бояться не надо. Мы с тобой, и мы все тебя очень любим.
Карен, даже принаряженная мамой, выглядела страшновато. Естественный цвет лица ей попытались придать толстым слоем тонального крема и пятнами румян. Волосы, причесав и уложив получше, украсили ленточкой в стиле Алисы. На ней был бледно-лиловый фланелевый кардиган. С семьдесят девятого года я не видел Карен накрашенной, почему-то это вдруг вызвало во мне горячую волну острого одиночества. Меган же, судя по всему, быстро оправилась от первого шока. Внешне она вообще никак не проявила испуга. Я неподвижно смотрел, как она подходит к кровати Карен. Одну ладонь она положила на ее лоб, другой прикоснулась к волосам и провела по щеке. Посмотрев на свои пальцы, она сказала:
– Мама накрашена. Перед тем как ложиться спать, никто не красится.
Послюнявив пальцы, она попыталась стереть с лица Карен косметику, уничтожая плоды стараний моей мамы. Закончив свое дело, она забралась на кровать и легла рядом с Карен. Карен как раз «спала», рот ее был приоткрыт. Меган пристально посмотрела ей в лицо.
