– Нет, только не это! Еще один Джаред!
Эти слова взбесили Гамильтона, он в ответ закричал:
– Выброси из башки эту хренотень! Даже не думай. Не смей даже думать о том, чтобы подумать об этом!
Джаред. О господи! Это ведь может быть навсегда. Может забрать ее от меня. У меня на глаза навернулись слезы, запершило в горле. Мы все вдруг ощутили свою беспомощность и отчаянную бесполезность. Нам оставалось только бормотать ругательства да сокрушенно качать головами. Настольная лампа с пластмассовым абажуром, стоявшая в изголовье кровати, освещала ядовито-желтым светом лицо Карен и часть стены с фотообоями – старыми, уже подвыцветшими: фотография лунного пейзажа и встающей из-за горизонта Земли. Медали с соревнований по плаванию, игрушечный песик Снупи с надписью на ошейнике: «Самой лучшей дочке на свете». Помада, блеск для губ, какие-то салфетки. Пара рубашек, вынутых из ящиков, но не удостоенных чести быть надетыми сегодня; пивная кружка с мелкими монетами; учебники, какой-то словарь; щетки для волос.
Через парадную дверь в дом вбежали санитары с носилками, на которые они легко перекинули неподвижное, точно пластилиновое тело Карен. Водитель «Скорой» спросил:
– Пили?
Мы сказали, что да, водку.
– Наркотики, лекарства?
Никто, кроме меня, не знал про валиум, пришлось сказать.
– Две таблетки транквилизатора. Насколько я знаю – валиум.
– Передозировка возможна?
– Нет. Я видел, как она принимала всего две штуки.
– Траву курила?
– Нет. Понюхайте ее, если не верите.
В горло Карен вставили трубку для искусственной вентиляции легких.
– Родители?
– Они уехали в Бирч-Бэй.
– Сколько она уже не дышит?
– Точно не знаю. Несколько минут, наверное. Еще полчаса назад она была в полном сознании.
– Ты ее парень?
– Ну да.
– Поедешь с нами.
Мы пулей вылетели в гостиную, за дверь, на лужайку, понеслись к калитке. От моего дома спешно приближались мои родители, на лицах у них переливались огни мигалки «Скорой». Когда они разглядели, что на носилках не я, страха в их глазах поубавилось, но не сильно.
– Гамильтон, объясни им, что к чему, – сказал я. – Мне нужно ехать.
Мы с Карен в утробе фургона «скорой помощи» понеслись к больнице Лайонс Гейт. Сквозь заднее стекло я бросил последний взгляд на тот квартал, где выросли Карен, я, Гамильтон, Лайнус и Пэмми, и он показался мне холодным, сухим и неподвижно-спокойным – как могильный склеп.
Кошмарный оранжевый «шевроле LUV» отца Карен… дым этилированного бензина… две таблетки… аккуратно подстриженные живые изгороди…
