— Что?
— «Не могу, — говорит, — столько злобы на тебя накопилось, что уверена — на второй день все всплывет и заново начнется».
— Это на тебя-то злоба? За что же?
— Ну как за что? За то, что пять лет не мог добиться этой квартиры, что пять лет мы с ее пьяницей-отцом жили. А потом — что не сразу в обставленную квартиру привез, что безденежье, что долги. С одной стороны, она понимает, что я не виноват, а с другой — бабий инстинкт ее жжет: раз муж, значит должен обеспечивать. Это ж у них подспудное.
— Ладно, Никол, плюнь. Я уж так обрадовался — думал, ты и в самом деле в эту Ларису-актрису влюбился.
— А кто тебе сказал, что не влюбился? Может, как раз и влюбился. Вот встретимся с ней в Асуане, и узнаем.
— «Завтра мы встретимся и узнаем, кому быть хозяином здешних мест», — чтобы сделать Николке приятное, процитировал я его любимого поэта.
— Во-во.
— А ты знаешь, — все-таки потянуло меня за язык, — ведь сада Эзбекие, оказывается, уже давно не существует.
— Да знаю, — вздохнув, отозвался мой друг. — Я это еще раньше знал, еще до того, как мы сюда приехали.
На следующий день с утра до обеда никаких экскурсий не было, и мы снова отправились загорать в патио при гостинице «Савой». Там нас ждало небольшое удивление — оказалось, что когда приходишь второй день подряд, то билет в патио уже стоит не один доллар, а три. Ясное дело, это они на ходу сочинили, видя, как нам понравилось сюда ходить. Плюнув, мы заплатили за четверых двенадцать долларов и целых пять часов наслаждались купанием в бассейне и осторожными солнечными ваннами. В качестве наглядной агитации о соблюдении осторожности перед нами неподалеку от наших лежаков и шезлонгов страдала облупленная и обгорелая немка, которая без конца намазывалась всякими мазями и жалобно кряхтела.
Наши вчерашние канадки так и не появились, не говоря уж о коварной Закийе Азиз Галал. Ночь, проведенная мною с ней в «Индиане», уже начинала казаться мне выдуманной, приснившейся. Мне все труднее становилось ощущать прикосновения к ее телу, оживлять ее поцелуи, чувствовать всю ее. Желание продолжения жизни стало во мне побеждать жажду нового обладания этой женщиной. Моя кожа, хорошо пропекшаяся на луксорском солнце, жужжала как пчела, радующаяся обилию соков.
Николка все-таки пару раз наведывался к канадкам, но их не было в номере — как видно, уехали на экскурсию.
Мы уже собирались уходить из «Савойи» к себе в «Виндсор» обедать, когда к нам подошел портье и спросил:
