— Эзбекие! — позвал я Николку, он оглянулся и продолжал чистить зубы. Да уж, чистюля он был патологический. Только минут десять уходило у него на чистку зубов. Десять, а то и больше минут — на умыванье, десять на бритье и пятнадцать на причесывание. Лет пять своей жизни, если сложить все минуты, Николка, должно быть, провел за утренним моционом чистки перышек.
— Но ты, карикатурист, вставай, завтрак давно начался, — отозвался историк. Хмурый вид его свидетельствовал о полной потере интуиции.
— Странник я, а не карикатурист.
Я встал и вышел на балкон. Снова светило солнце.
— Должен признаться, что ни на какую экскурсию ехать не хочется, — сообщил хмурый историк.
— Ехать, однако, надо, — сказал я. — Должен же ты, археолог, знаток древнего мира, хоть раз в жизни видеть пирамиды и кошку с лицом человека.
— Видеть мир должен каждый человек, независимо от профессии, — возразил Николка. — Моря, горы, города, памятники древности. И тем не менее мы большую часть времени видим все это лишь в воображении. Тучи, смотри-ка, — обратил он внимание на две маленькие тучки, бредущие в отдалении.
— И именно поэтому нашему воображению пора предоставить возможность отдохнуть, — сказал я, отправляясь в ванную. Чужие сны, принадлежащие Рамсесу Третьему или Хуану Малаведе, все еще кружились в моей голове.
Лица девушек горничных, оккупировавших наш номер, когда я вышел из ванной, показались мне почему-то знакомыми. Все сделавший для приведения своего внешнего вида в шик-блеск Николка пытался о чем-то спросить их, пользуясь обрывками английского, случайно оказавшимися в его памяти, напичканной историей и мертвыми языками.
— Что, не получается охмуреж? — усмехнулся я, видя, что девушки мало обращают внимания на неотразимую Николкину внешность и игривые порывы.
— Меня любая девушка на любом языке поймет, — самодовольно возразил Старов.
— Уже, должно быть, поняли. Не разменивайся, неужели тебя обольщает обслуживающий персонал?
— Обольщает.
— Войти в число избранных, которым известно о Бастшери, и обращать внимание на уборщиц — не понимаю.
— В этом сказывается твоя узко юмористическая ограниченность.
— Тот — это только бог луны или чего-нибудь еще? — спросил я ни с того ни с сего. Сад, озаренный полным кругом луны, вдруг выплыл в моей памяти как свидетельство того, что в нашей жизни наступают новые события.
— И мудрости, — ответил Николка, — счёта и письма, нет бы повторить по-английски то, что я пытался им тут сказать, ты мне зубы заговариваешь.
