— Трап только дистанционно убирается?
— Черт, да! — воскликнул Джеронимо. — Проклятие, надо выйти из интерфейса… Ага, вот, сейчас.
Я почувствовал какими-то рудиментами дара Риверосов, как поднимается трап, закрывается люк. На панели зажглась еще одна лампочка, показывая, что самолет загерметизирован.
Я запустил двигатель и с сомнением покосился на Джеронимо.
— Твоя сестра и все те ребята без респираторов. Откроешь ворота — произойдет декомпрессия. В момент вылета в ангаре не должно быть людей.
— Так, — буркнул Джеронимо, пока его пальцы с невероятной быстротой сновали над экраном. — К чему ты клонишь?
— Они все могут погибнуть, — пояснил я. — Открытие-закрытие ворот — не меньше пяти минут, плюс выезд. А если что-нибудь заклинит?
— Заклинит, — поморщился Джеронимо, убирая гаджет в карман. — Ни один код не подходит, или я что-то перепутал. Давай так, ворота не слишком толстые.
— Прикалываешься? — покосился я на него.
— Что? Я изучал сопромат. Вынесешь ворота, почти не погнув, самолет не пострадает. Собственно, с тем расчетом они и строились.
Джеронимо смотрел куда угодно, только не на меня. Сквозь стекло проникал голубой неоновый свет, от панели исходило темно-красное сияние, и в этом смешении мне казалось, Джеронимо мертвенно-бледен.
— Ты меня не слышал? Твоя сестра там. Она может не успеть добежать до кислородного баллона или герметичного помещения. А еще температура…
— Она тебе руку вывихнула — забыл? — чуть ли не взвизгнул Джеронимо. — Или тебя это и останавливает?
Он взялся за рычаг и плавно повел его вверх, наращивая обороты. Кабину затрясло.
— Чтобы разблокировать колеса… — начал Джеронимо.
— Я знаю, как разблокировать колеса.
— Тогда в чем дело?
— В твоей сестре.
— Она тебе так сильно понравилась? Может, выйдешь и проживешь с ней остаток жизни?
— Кажется, она как раз что-то такое хочет предложить.
Джеронимо, наконец, повернулся ко мне, раскрыл рот, да так и замер, увидев пистолет, приставленный к моему затылку. К пистолету крепилась рука, плавно переходящая, собственно, в Веронику, за спиной которой висел трофейный автомат. Я начал со скошенных глаз, потом стал медленно поворачивать голову и, ободренный отсутствием своих мозгов на штурвале, улыбнулся:
— Приветствую, сеньорита! А мы как раз о вас говорили.
— Я слышала, — прозвучал ответ.
Ствол теперь упирался мне в висок и казался частью некой стальной конструкции: неподвижный, жесткий. Этой стальной конструкцией была сама Вероника, только вот глаза ее отчего-то потускнели.
