Грейс ела красиво, брала еду самыми кончиками пальцев, постоянно промокала бледные губы салфеткой. При этом лицо женщины оставалось невозмутимым, как будто ее не волновало, что ее брат Генри Элджернон лишился звания Хранителя границы.
В какой-то момент, не дослушав фразу супруга, она обратилась к своей камеристке Одри, справившись, нагрета ли уже постель грелкой с углями? Леди Грейс решила сегодня лечь пораньше и не желает зябнуть.
— Миледи, если вас утомляют мои рассказы, я готов оставить вас, — произнес Дэвид как можно мягче, хотя ее равнодушие к его сообщениям показалось несколько неучтивым.
Жена посмотрела на него своими широко раскрытыми светло-серыми глазами.
— Нет, я слушаю вас. И я поняла, что дела Перси сейчас не очень хороши. Но какое мне дело до моих родичей, когда они сами не проявляют интереса ко мне? Им поистине все едино, как я тут живу. Ну а ваши новости о возможных военных столкновениях, которые заинтересовали бы какого-нибудь местного лорда или даже ривера, меня мало заботят. И я бы скорее хотела услышать от вас некое чистосердечное признание в том, как и с какими девками вы предавались увеселениям при дворе. Такой пылкий мужчина, как вы, супруг мой, вряд ли не воспользовался поводом, чтобы задрать подол какой-нибудь из придворных шлюх.
Опять эта ее ревность! По случаю и без.
Дэвид ощутил привычное раздражение. Бесспорно, он не безгрешен, но супругам не следует обсуждать подобные темы в присутствии слуг. А за столом сидели две приближенные леди камеристки, капеллан Дерик, а также молча налегавший на оленину здоровяк Клем Молчун. Клем никак не отреагировал на язвительный вопрос госпожи, а вот ее женщины и Дерик даже замерли, перестав жевать.
— У вас нет повода обвинять меня в прелюбодеянии, Грейс, — медленно произнес Дэвид. — Если даже я не записывался в монахи и не давал обет целомудрия, то ничто из моих плотских увлечений никогда не опорочит вас, миледи.
— Какая беспощадная откровенность! — всплеснула руками Грейс.
Она стала пить вино, глядя на него поверх бокала. А когда допила, забыла даже утереть губы и спешно облизала их языком, невольно вызвав у Дэвида мысль о кровожадности. Но сейчас Грейс и была кровожадной: ей хотелось привычно развлечь себя ссорой.
— Уже восемь лет вы не возлежали со мной, супруг мой. Но до меня доходят слухи о ваших похождениях. Плоть — вот ваша слабость…
— Выйдите все! — резко приказал присутствующим рыцарь. — Нам с женой надо побыть наедине.
