| В ту пятницу она впервые осознала всю глупость и бессмысленность своей жизни, осознала так остро и ясно, что даже сейчас, сидя в карете и вдыхая свежий воздух, врывающийся в окно, могла бы воскресить в памяти пышущие жаром улицы, вонь, поднимающуюся из сточных канав, запах гнили и разложения, витающий над городом, запах, который почему-то всегда связывался для нее с низким раскаленным небом, с сонной физиономией Гарри, отряхивающего полы камзола, с колючей улыбкой Рокингема - со всем этим скучным, погибающим миром, от которого она должна была освободиться, убежать, пока низкое небо не обрушилось ей на голову и клетка не захлопнулась. |
| She remembered the blind hawker at the corner, his eyes pricked for the tinkle of a coin, and the apprentice boy from the Haymarket who ambled along with his tray on his head, shouting his wares in a shrill, disconsolate voice, and how he had fallen over some garbage in the gutter and spilled the contents on the dusty cobbled stones. | Ей вспомнился слепой лоточник на углу, на слух определяющий, сколько монет упало в миску, и подмастерье из Хеймаркета, бегущий мимо с подносом на голове, вспомнились его пронзительные, заунывные выкрики и то, как он поскользнулся на груде отбросов и вывалил весь свой скарб на пыльную булыжную мостовую. |
| And oh, heaven - the crowded playhouse, the stench of perfume upon heated bodies, the silly laughter and the clatter, the party in the Royal box - the King himself present - the impatient crowd in the cheap seats stamping and shouting for the play to begin while they threw orange peel onto the stage. | Вспомнился - о Господи, в который раз! - переполненный театр, крепкий запах духов, смешанный с запахом распаренных тел, глупая болтовня и смешки знакомых, придворные, толпящиеся в королевской ложе, и среди них - сам король, нетерпеливый шум на галерке, топот, крики, требования начинать, апельсиновые корки, летящие вниз. |
| Then Harry, laughing at nothing in particular as was his custom, became fuddled with the wit of the play, or possibly he had drunk too much before they had set out. Anyway he had started snoring in his seat, and Rockingham, seizing his chance to make a diversion, pressed against her with his foot and whispered in her ear. | И Гарри, хохочущий, как всегда, без причины размякший - то ли от острот, несущихся со сцены, то ли от выпитого перед отъездом вина - и в конце концов захрапевший прямо в кресле, к величайшему удовольствию Рокингема, который никогда не упускал возможности поразвлечься и тут же подсел к ней поближе и начал нашептывать на ухо непристойные шуточки. |
