Оба священника замолчали, возможно, удивившись острому, словно бритва, пруту-копью, воткнувшемуся между ними. Зазор между каменными животами оказался так мал, что лезвие копья испачкалось в пыли: с одной стороны гранитной, с другой – мраморной, прочертив тонкие канавки на доспехах обоих.
Бет сжала оружие трясущимися пальцами.
Нелепо, но ей вспомнилась картина из школьной жизни несколько лет назад: мистер Биллингс, закашлявшийся от паров фломастера. В углу доски подписано: 28 июня 1914. Посередине выведено заглавными буквами и обведено красным: «ЭРЦГЕРЦОГ ФЕРДИНАНД»; вокруг имени змеились криво начерченные линии, соединяющие названия стран, выстраиваясь в хитросплетение недоверия, паранойи и слепой преданности, втянувших мир в невиданную доселе войну. Она представила эту паутину, наложенную на карту ее собственного города.
Все, что она знала, так это то, что не могла позволить этим мужчинам швырнуть друг другу перчатки.
Голова Иезекииля медленно повернулась, чтобы посмотреть на нее.
– Это лицо что, трофей? – проговорил он битумно-черным голосом. – Ты вообще себя слышишь, Петрис? Как ты можешь терпеть, что она выставляет напоказ лик нашей Леди? В смысле, да кто она вообще?
Внутри выреза рта Бет видела, как настоящие губы Петриса из плоти и крови шевельнулись ответить, а потом замерли, словно он подумал о том же.
Бет сглотнула пересохшим горлом. Мир сжался. «Кто она вообще?»
Она поняла: этот вопрос донимал Иезекииля, чуть ли не сводя с ума. Против чего бы он ни протестовал, он не был до конца в этом убежден; не знал, что делать с нею, так напоминающей Богиню, которую она сама же объявила мертвой. Одна его часть жаждала презирать ее за это, другая – уцепиться, словно утопающий за соломинку. Он не мог разорваться, и потому решил просто ее уничтожить.
У Бет имелся выбор: она могла схватиться с Иезекиилем или попытаться помочь ему во всем разобраться.
Бет выпустила копье из онемевших пальцев и, когда оно звякнуло о камни, вытащила из кармана черный маркер, опустившись на одно колено. Тротуарные Монахи неуверенно смотрели на нее.
Безмолвная девушка написала на асфальте:
«Я не знаю. Но знаю, у кого спросить».
Возможно, Кара бы гораздо лучше справилась с макияжем, если бы смогла унять дрожь в руках.
– Должен сказать, миледи, – проговорил курьер, объявившийся в шесть часов утра, – я с огромным нетерпением жду сегодняшних снимков. Слышал, их незамедлительно передадут в печать, так что они должны появиться в вечерних газетах.
