», – сарказм Петриса был так же тяжел, как и его мантия, – заявляешься сюда, нацепив ее лицо, словно карнавальную маску на чертов Марди Гра. И я, право слово, не знаю, хочешь ли ты, чтобы я помолился тебе или врезал, но хорошо знаю, к чему склоняюсь сам всей тяжестью своих доспехов.
Бет посмотрела на него. Даже пребывая в смятении, она понимала, насколько провокационным было прийти сюда в таком виде. Подняв сумку, она потрясла ею перед ним. Петрис вздохнул, выдохнув каменную пыль.
– Ладно, – проговорил он. – Я отведу тебя к нему.
Он направился к маленькому мавзолею, то резко исчезая, то появляясь. Его судорожная то-тут-то-вдруг-там манера двигаться по-прежнему нервировала Бет. Каменные пальцы быстро – не углядеть – замелькали над бронзовым замком.
В дверной проем оказалось не так-то просто войти, ведь мавзолей представлял собой уменьшенную копию классического храма, так что девушке пришлось согнуться в три погибели.
Камень заскрежетал по камню: Петрис протиснулся вслед за нею.
– Мы перенесли его сюда, когда испортилась погода, – прогрохотал во мраке Тротуарный Монах. – Здесь темно, но чуть теплее и, по крайней мере, сухо. Здесь… – Его голос немного смягчился. – Мы подумали, здесь так, как тебе бы хотелось.
В тонких трещинках света, проникающих через дверные петли, она увидела грубо отесанную известняковую статую, лежащую на полу на спине, ее черты стерлись дождем и вырезанными ножом надписями. Девушка постучала древком копья статуе по груди, глядя, как камень крошится, словно сухая штукатурка. Свернувшийся внутри серокожий младенец моргнул на нее, изогнулся, протягивая пухлые ручки. Вытатуированная серым на сером, на внутренней стороне его запястья красовалась корона из многоэтажек, такая же, как у Бет, только маленькая.
«Эй, бензиновый вонючка, – подумала она, – это ведь больше не оскорбление? Учитывая мою зубную “архитектуру”. Придумаю-ка я для тебя что-нибудь новенькое – не то чтобы ты мог услышать меня или понять услышанное. Поэтому, в основном, я разговариваю сама с собой. Не слишком обнадеживающе, хотя в последние несколько месяцев мне сдавалось совершать вещи и побезумнее». Шутка прозвучала натужно даже у нее в голове.
«Ну, как жизнь? Камнекожие ребята присматривают за тобой? Куда им деваться; в конце концов, ты теперь один из них».
Филиуса Виэ постигла та же участь, что и Тротуарных Монахов: Химический Синод купил его смерть, обрекая вечно возрождаться в лондонской статуе. Разница заключалась лишь в том, что смерти облаченного в камень духовенства продала их Богиня-самоубийца, тогда как Фил заложил свою сам. Цена, вырученная им, и была теми превращениями, которые, если судить по зеркалу в «Бургер Кинге», все еще изменяли Бет, словно медленный наркотик.
