Тишина.
– Убива-а-ют! – уперев ноги в спинку кровати и ковыряя в носу, ещё истошней гаркнул Юра.
Тишина.
– Давайте все вместе! – поменяв пальцы и ноздрю, предложил Юра.
– Убива-а-а-а-а-ют! – словно «ура» запульсировало по отделению, и в палату ворвался разъярённый медбрат.
– Ты кричал? – процедил он сквозь зубы и сжал перед моим носом свой бандитский кулак.
– Нет! Мы! – сказал Юра и демонстративно показал свои, тоже чудовищной величины, сжатые пролетарские мозолистые ладони.
– Парню плохо, а другим способом вас не дозовёшься, сэ-эр! – дообъяснил Эстрин.
Пощупав пульс и убедившись, что я действительно кончаюсь, медбрат вызвал дежурного врача – единственного на всю огромнейшую психлечебницу.
Заспанная и сердитая тётя тоже пощупала пульс, смерила давление, и мне сделали внутривенное вливание.
Стало немного легче, но сердце продолжало биться до ужаса медленно. С каждым новым ударом я вместе с ним замирал и с сомнением ждал следующего…
Дальше события начали разворачиваться в темпе всё убыстряющегося аллегро.
Утро понедельника было, как всегда, хлопотным, и генеральная уборка вытрясла всех больных в коридор. Привычно покорно, и строго соблюдая диагностическую субординацию, они выстроились вдоль стен.
Призраки уголовной демократии витали и тут…
Лица… Ну что можно сказать? Некоторые даже лекарственно улыбались, а несколько клинических идиотов искренне и во всю ивановскую пускали от счастья пузыри, и слюна капала и капала…
Меня Юра и Валера вынесли вместе с кроватью.
Кубик Рубика, узрев мои ввалившиеся щёки, принёс печенюшку и приземлил ее на грудь.
Почин был тут же подхвачен.
Да ещё как!
Строй у стенок коридора нарушился! Как бы в пику чёрствости и махровому равнодушию медперсонала, больные выражали молчаливое сочувствие своему товарищу небольшими подношениями.
Скоро внушительная горка из конфет, печенья и других съедобных предметов, шурша, осыпалась на моей бедной и многострадальной груди.
Когда же Валера, вчерашний Фантомас, принёс тапочки и, впервые забыв исполнить свой жуткий танец, аккуратно поставил их около моего одра, я расстроился окончательно. Две слезинки выкатились из моих усохших и ввалившихся глаз.
Умирать не хотелось!
И смяв депрессию, я начал второй раз в жизни истово молиться. А так как традиционных молитв я не знал, то обращался к Высшей силе очень конкретно и по существу.
– Господи! – шептал я. – Если ты есть, покарай этих помощников смерти в белых халатах – бывших моих коллег! А ещё лучше – покарай тех, кто придумал этот уголовный мир! А меня вызволи отсюда, Господи, и я не одурею от счастья, а опишу весь этот жёлтый «рай» по обе стороны решётки!
