Они были разные, но заметил Чико кое-что, роднившее их. Эти люди… они были словно выжжены изнутри. Такое, как у них, глубочайшее спокойствие может давать либо святая уверенность в правоте своего дела, либо обреченность. Они будто стояли на краю жизни, готовые переступить черту, отделяющую бытие от небытия. Но почему-то казалось Чико, что пламя, палившее этих людей, было чистым. И видел он глубокое, затаенное страдание, застарелую ненависть, которые вели этих людей в бой.
Он был рейнджером. Совершенная машина для убийства, выкованная в тайных спецшколах, запрятанных в сердце сельвы или высоко в горах. Он в совершенстве владел всеми видами оружия и знал, что самое страшное — это голые руки. Он мог есть крыс и пить теплую кровь, вскрыв артерию на шее животного. Он не любил никого, и ни один человек в мире не любил его. Да что там — ни один человек в мире не помнил его имени.
Смутно припоминал он далекую страну, легкие домики у воды, где цвели лотосы. Как горели эти домики… горела вода… горели лотосы! «Фантомы» вспахивали небо и сеяли свинец.
Он вернулся из этого ада. Неделю гулял по кабакам Большого Города. А потом… до сих пор не понимает он, как это случилось. Что сделал ему этот шофер, обыкновенный парень, который у стойки бара торопливо поглощал жареные сосиски, облитые кетчупом? Но тогда словно что-то взорвалось внутри — и он убил.
Нет, не он убил этого шофера. Убили его руки, не подчиняющиеся разуму. Они умели только убивать, и делали это хорошо. Так зачем им разум хозяина? Реакция рук опережала реакцию мозга. Он действительно стал машиной, несущей гибель.
Он испугался. Одно дело — далекая дикая страна. Там он выполнял свой долг. И был молод… Другое — дома. Тогда он еще любил свой дом.
Демоны терзали его душу. Демоны, а слова «совесть» он не знал. Но она была. Она жила в нем, приобретя облик маленькой девушки — смуглой, с раскосыми глазами, в голубой блузке и синей шелковой юбке. Она непрестанно смотрела на него из-под круглой соломенной шляпы, похожей на крыши тех домиков, которые он жег.
Она погнала его через всю страну. Он стал сторониться людей, пугался игры мышц в своих руках, которым часто хотелось сомкнуться на горле случайного прохожего, попутчика в автобусе, продавщицы маркета. Руки его хотели убивать.
Тогда он канул в леса северного пограничья, как камень в воду. Только зашел к местному лавочнику и, глядя в пол, сказал, что будет оставлять ночью у порога деньги и список необходимого, а следующей ночью забирать товар. Он боялся встречаться с людьми.
