Завтра - ничего - Людмила Петровна Козинец

Чико лежал ничком, головой в колючий куст, и единственным его желанием сейчас было — уйти в землю. Он перебрал в уме уже все крутые ругательства докеров, взывал к матери божьей Соледад. В живот больно давил засунутый за ремень старый «хорн». До слуха Чико доносились крики студентов и лающие команды капитана гвардейцев.

Университет взбунтовался неожиданно — по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Случилось это после того, когда по доносу одного из профессоров исключили нескольких студентов. Все исключенные были активистами студенческого совета.

Университет превратился в кричащий хаос. В аудиториях митинговали. Сначала робко, а потом все громче зазвучали слова «свобода» и «демократия». Громоздились баррикады. Но оружия почти не было, три-четыре ствола не в счет…

Чико сорвал голос, уговаривая, упрашивая, перекрикивая записных ораторов, он вертелся среди разъяренной молодежи, как черт. Сначала он говорил: «Не время! Не время!», но на него уже начали поглядывать косо. Тогда Чико попытался втолковать несколько простых истин: если уж начали, то теперь необходимо послать связных к докерам, рыбакам и на шахты, выставить пикеты, добыть оружие. Чико знал, где можно разжиться гранатами.

Но его не поддержали. Покричали и решили, что нужно сочинить петицию Верховному. В актовом зале засели юридический и филологический факультеты. «Политическая беспризорность», — сказал Чико и присоединился к тем, кто сооружал баррикады на главной аллее. Но там было столько нервозности и бестолковости, что финал стал ясен сразу… С глазу на глаз Чико переговорил с теми, кто доверял ему. После этого разговора человек двадцать покинули университет, поодиночке пробираясь домой. Двоих Чико послал в порт и на шахты.

Пора было и самому уходить — с минуты на минуту здесь начнется бойня: чего-чего, а иллюзий насчет Верховного Чико никогда не питал. Судьба ребят у баррикады была ему совершенно ясна. Шкурой своей Чико еще мог бы рискнуть, но делом, которому служил, — никогда. Понятие партийной дисциплины было свято. Поэтому Чико уходил.

Он улизнул через парк, поднялся на холм и ползком пробрался сквозь кусты к обрыву. Университетский парк отсюда был виден, как на ладони. Видел Чико и то, как вокруг выставлялось оцепление…

Пятнистый броневичок развернулся на главной аллее, прикрывая пехоту. Капитан, остановившись в десятке шагов от баррикады, заложил руки за пояс и предложил студентам не валять дурака. Его голос был ровным, металлическим, и в нем явственно звучало усталое презрение. С баррикады раздался одинокий выстрел. Чико закусил губу.