— И в ней не было ничего человеческого? Или она просто соблазняла и убивала мужчин для развлечения? — она хотела узнать больше о матери. Она не могла отрицать свою змеиную часть, свою связь с Опал. Но были ли они похожи?
— Я всегда думал, что самым человеческим в ней была любовь к пению, — сказал Стоун. — Это смягчало ее.
Его слова удивили Скайбрайт. Стоун часто не понимал смертных. Скайбрайт всю жизнь была горничной, она научилась читать людей, улавливать их настроение, предугадывать желания. Она думала, что была очень хороша в этом, пока не встретила Стоуна. Он не думал и не реагировал так, как она ожидала, но он и был бессмертным.
— У нее, наверное, был красивый голос, — сказала она.
— Красивый голос? Нет. Он был чудесным. Был частью ее очарования. Люди влюблялись в нее даже из-за голоса, — он улыбнулся, его точеная челюсть была идеальной, как на статуях богов. Стоун всегда был холоден и сторонился других, но открывался в ее присутствии, словно знал ее задолго до их первой встречи.
— О, — Скайбрайт попыталась представить маму, поднявшую голову при пении. Как она выглядела? — Спасибо, — прошептала она.
— Я сказал что-то правильно? — спросил он.
— Да, — ответила она и почти улыбнулась в ответ. Он звучал так гордо, как мальчик, поймавший впервые рыбу в реке. Но она не могла отличить, что было частью его соблазнительной харизмы, а что он открывал по доброте. Она была пленницей Стоуна, заложницей его воли.
— Я никогда не слышал, как ты поешь, — сказал он.
— Я пою, когда я одна… и рада, — он мог и не понять эту колкостью
— Споешь для меня? — спросил Стоун.
Скайбрайт покраснела и не сдержала вспышку раздражения.
— Это приказ?
— Я тебе не приказываю.
— Ты забрал меня от людей, которых я люблю, навеки в обмен на их жизни. И имеешь право говорить, что не приказываешь мне?
Он вскинул равнодушно плечи.
— Так было нужно. Смертные, которых ты любишь, умрут, и ты даже понять не успеешь. Твоя жизнь бесконечна, а их — трепещущие огоньки.
Стоун знал, что сказать, чтобы ранить ее, хотя она и не знала, чего именно он добивается. Он говорил прямо, но оставался загадкой. Она ненавидела его правоту, он всегда был логичен, не отягощен эмоциями, как любовь и горе.
— Расскажи о том, кто ты, и я спою для тебя, — она не могла на равных играть с ним, но знание о бессмертном могло помочь ей. — Что ты такое?
Он сдвинул на миг темные брови, она могла бы упустить это, если бы не следила за ним.
— Я был очень давно смертным. Не помню уже, в какую эпоху. Но меня сделали бессмертным, когда мне было восемнадцать.
