От пиршественного стола несло табачным перегаром. На соседней кровати насвистывал воспаленной губой Жевакин. Вдоль него робко вытянулась голая первокурсница.
Я отправился в душ. Мылся долго, страстно, как бы не только для себя. Когда я вернулся, первокурсницы уже не было, Жевакин выискивал на загаженном столе наиболее сохранившийся бычок. Я покопался в своем бельишке и, достав самые приличные на вид носки, сел их штопать. Жевакин вяло поинтересовался, что это со мной, не собираюсь ли я их еще и постирать. И не только носки, пообещал я. Понимаю, не самая аппетитная деталь, но что поделать, если это лыко в строку.
На Киевском вокзале меня застал кинематографический снегопад, равномерный, густой, из отобранных особей. Плюс огромное количество огней, людей. В целом составилась суета, соответствующая важности события.
Событием был мой отъезд.
Погрузившись в гулкий прохладный вагон, я оказался способен размышлять. Итак — муж. Забавно, что добродетельной Иветте не пришло в голову сообщить мне об этом раньше. Я никак не мог понять, каково мое отношение к этому факту. Попробовал считать себя обманутым. Не получалось. И потом, если женщина решила переспать со мной, то мое ли дело переживать по поводу ее матримониальных обстоятельств. Они у меня, кстати, у самого своеобычны, если уж на то пошло. Тронулся поезд, я хохотнул. Немногочисленные соседи подивились непосредственности моих реакций.
У меня же тоже была жена. Пускай фиктивная. Я представил себе свою благоверную Антонину Петровну — приземистый монумент, затянутый в монгольскую кожу, командный голос и выставка перстней на пухлых пальцах. Само мое существование выглядело фиктивным на фоне этой полновесной жизни. Кажется, можно разглядеть некое недоброжелательство в только что выданной характеристике. Разве точность равняется недоброжелательству? И потом, я не могу испытывать дурных чувств по отношению к человеку, забесплатно прописавшему меня в Москве. То, что она, может быть, собиралась с помощью моей мертвой души решить какие-то свои жилищные проблемы, не мое собачье дело. Равно как и то, где она изволит работать (заведует каким-то покойницким, по-моему, учреждением).
Поезд великолепно летел сквозь снегопад, усугубляя его суету. Город кончился. Явление природы сразу померкло, как будто не желало стараться вне внимания громадных освещенных трибун.
Выйдя на станционный перрон, я вдруг понял, что крайне смутно представляю месторасположение сказочного теремка с ожидающей меня девицей. Поезд сочувственно свистнул и удалился на невидимых ногах, глотая маленьким ртом свой собственный луч.
