Тем не менее надо что-то делать, она спускается. Другими словами, погружается всем своим столь неудачно описанным телом в слегка воспаленный раствор моего воображения, вытесняя столько ноющей влаги, сколько и завещано Архимедом.
Неудивительно, что когда она остановилась передо мною, двумя ступеньками этой символической лестницы выше меня, я не смел даже ее поприветствовать. Она провела рукой по волосам, возделанным в форме античного шлема, слегка наклонила умную голову набок и спросила:
— У тебя кто-то умер?
Я ничего не ответил, даже не пошевелился, но что-то все-таки дал ей понять. Или она сама догадалась о безопасном для нее содержании моего оцепенения. Выспренние ресницы дрогнули, и светло-карие зрачки, подробные, как карты небольших стран, накрыла тень.
Придется признать, а может, даже и констатировать, что законченного образа не получилось. Это значит, придется вернуться, иначе (повторюсь) не имело смысла начинать. Может быть, попробовать старый классический рецепт, разъять объект на части. 1 — лицо, 2 — одежда, 3 — душа, 4 — мысли. И все — прекрасно.
Мы вышли на заснеженный двор.
— Нам сюда, — мягко и вместе с тем значительно сказала Даша, указывая в сторону очаровательного белого «жигуленка». «Папашка» опять доверил ей ключи. Контраст между нашими материальными базами не мог стать более вопиющим, чем он уже был. Мне надлежало оставаться равнодушным к появлению авто. Кто-то подкрался сзади и закрыл мне глаза липкими лапами. Я криво усмехнулся и сказал: «Хандра».
Некоторое время мы ехали молча. Потом она заговорила. Оказалось, что мы направляемся к ее старой знакомой. Знакомая эта жила совершенно одна в двухкомнатной «шикарной» квартире на Кутузовском проспекте. Отец ее работал в Италии в торгпредстве. Все обстоятельства этой знакомой были мне изложены не бегло, а обстоятельно, повернуты и так и эдак, как товар, который надеются продать. Не остался забытым легкий, «неснобский» нрав, чрезвычайная способность к какому-то рукоделию. Я слушал, рассчитывая, что в конце описания будет объявлена цель визита. Но тут мы приехали. Помолчали в лифте. И вот уже хозяйка в распахнутых дверях. Весьма упитанная лошадь с унылой физией и бледными залысинами.
Мы стали пить чай в комнате, обставленной весьма богато. Иконы на стенах, горы фарфора в шкафу. Чай был сервирован на столике из толстого стекла, и я в основном был занят тем, что осторожно, как бы между прочим, передвигал чашки, сахарницу, вазочку с печеньем таким образом, чтобы прикрыть ноги. Допускаю, что я выглядел странно. Один из моих ботинок промок, и сильно, и мне не хотелось, чтобы дамы подумали, что носки у меня не только грязные, но и разные.
