За несколько часов до поезда в гости пришла Кот, которая, вместе с Любашей, вызвалась помочь Хайдар-аке собраться в дорогу. Я в это время сидел в высоком кожаном кресле, напоминавшем трон короля Артура, и читал только что принесенную из типографии, вместе с коранами, «Ориентацию», тогда как ее автор отлучился за сигаретами. В тот момент, когда я осваивал главу про параболическое вторжение, раздался звонок в дверь. Ну, думаю, это Ака! Открываю. На пороге — милиционер, а за ним — санитары в белых халатах. «Вы — такой-то?» И душанбинская ситуация вновь проигрывается сюрреалистическим дежавю. Вижу периферийным зрением, как уже мелькает смирительная рубашка.
— Не понял?..
— Это вы — такой-то, прописанный по этому адресу?
— Нет, я просто здесь гощу. А что, собственно, случилось? Вы-то сами кто?
Тут слышу голос: «Не он!» Оборачиваюсь — вижу Любу. «Да не он это. Того, кто вам нужен, сейчас нет. Он уехал!» Тем временем квартира наполняется сотрудниками домоуправления, милиции и «скорой помощи». Смысл действа, как выяснилось, состоял в следующем. Хайдар-ака, некогда диссидентствующий асоциал и убежденный милитарист, отказавшийся принять присягу в Красной армии по причине, как он считал, ее мягкотелости и квалифицированный государственной психиатрией как «социально опасный», был обязан два раза в год, накануне седьмого ноября и первого мая, проходить освидетельствование в районном психдиспансере. Идея процедуры состояла в том, чтобы прятать молодца в преддверии праздников на недельку-другую в дурдом, дабы обезопасить столицу и ее обитателей от возможных антисоветских эпатажей и эксцессов. Как показывала практика, проще было заранее сваливать из квартиры на эти дни к маме. Власти понимали его отъезд как сигнал: «Вас понял, временно лег на дно». Вот и на этот раз, в преддверии Первомая, высокая комиссия зашла проверить Хайдар-аку на предмет «дна». Ну — нет его и нет! А вот это что за гости? Не социально ли опасные? Участковый потребовал у всех документы, в первую очередь — у меня.
У меня же ситуация была такая. Паспорт — в рюкзаке, наполненном коранами. Сунусь туда — значит, привлеку внимание к литературе. А ведь она — не только в моем рюкзаке, но и повсюду в комнате, лишь слегка прикрыта. Такое количество ксерокса по тем временам гарантировало очень серьезные неприятности, а учитывая содержание — почти наверняка набор статей.
— Вот, у меня есть паспорт, — неожиданно прервала мента Кот. — А это (она кивнула на меня) — мой муж!
