Тут уместно будет процитировать известного белорусского писателя Михася Стрельцова. Прекрасный прозаик, оригинальный поэт и тонкий критик пишет: «.мне до сих пор тяжело понять, как это мы в свое время могли проглядеть (и в этом нас не поправила всесоюзная критика) урок выдающегося, по-настоящему новаторского романа «Птицы и гнезда» Янки Брыля. Горестная и в то же время оптимистическая одиссея западнобелорусского хлопца Алеся Руневича, который волею обстоятельств угодил в водоворот социально-исторических событий своего времени, необычно много сказала нам про природу жизненной силы, базирующейся на мужественной «толерантности» национального характера».
И далее, углубляя мысль о белорусской ментальности, Стрельцов продолжает: «Рассудительность, «слабость», которые в критические моменты оборачиваются силой героического деяния, — насколько же долго они могут служить национальному нашему самовыявлению и самому национальному ладу при каждом новом испытании историческим опытом? Вот те вопросы, которые встают при обращении к роману Брыля, и не только к роману — ко всей его новеллистике тоже».
Дополняют тему русского и польского контекста в творческом наследии Янки Брыля также его переводы: например, книга рассказов Войцеха Жукровского или пьеса Михаила Рощина «Старый новый год». Янка Брыль — читатель в первую очередь, вернее, один из немногих писателей, которые не ленятся читать и современников, и классиков. А после делятся впечатлениями; первоначально казалось, что в задачу данной работы входит упомянуть все имена, возникающие на страницах записей Брыля. В процессе работы выясняется, что труднее найти, кого он не вспомнил, вне всякой литературной моды и злободневности. В последнем своем прижизненном сборнике он неожиданно вспоминает французского поэта Беранже, не самого популярного последние лет двадцать по меньшей мере, и приводит добрые слова о нем самого высокого авторитета Л. Н. Толстого: «Склад народный, благородный, нравственный и бодрый», — вот те качества, которым и сам Брыль отдает преимущество перед многими иными.
Янка Брыль сделал многое, чтобы вписать родную литературу в как можно более широкий контекст мировой культуры: «У нас есть литература. У нас она будет — Великая литература на нашем богатом, красивом и бессмертном языке». Эти слова звучат как заклинание и как завет последнего белорусского классика тем, кто продолжает и будет продолжать его дело.
