Утром первым вопросом жены была недоуменная фраза:
– Ты на скотобойне был, что ли?
– С чего ты взяла?
Жена протянула ему брюки, в которых Эсипов вернулся вчера из поездки, обе штанины были перепачканы чем-то вязким и красным, удивительно похожим на кровь.
– Это грязь, глина такая, - соврал старлей, подавляя удивление и отвращение, - Дождь почву размыл, вот и выпачкался.
Эсипов прекрасно знал, что в тех краях, где он находился вчера, нет никакой глины, а есть обыкновенный уральский серозем и дерново-подзолистые почвы, да камни в избытке. Ни один вид известной ему глины не смахивал на кровавые мясные отходы.
– Выбрось их! – с брезгливым испугом приказал он жене.
– Зачем? – удивилась та, - Они ведь совсем еще новые, я лучше отстираю…
– Выбрось, - упорствовал старлей, - Я сегодня же у начальника вещевой службы новые достану.
III
Уральский окружной военный госпиталь. Лето 1976 года.
Все было напрасно и бесполезно: третий курс химиотерапии и изотопного обучения, балансировавший на грани предельно допустимых доз, фактически ничего не дал. Ремиссия[2], на которую так надеялись врачи, не наступила. Несмотря на все усилия медицины, болезнь прогрессировала.
За пять с небольшим месяцев лимфосаркома совсем доконала капитана Эсипова. По странному совпадению присвоение очередного звания произошло в тот же день, когда врачи наконец-то определились с диагнозом, после месяца всестороннего обследования.
Диагноз был фактически приговором. Даже передовая медицина Советского Союза сохраняла жизнь не более пяти процентам из числа заболевших, да и то в течение трех-пяти лет при постоянных курсах химио- и радиотерапии. Большинство больных умирали через полгода, немногие дотягивали до десяти-двенадцати месяцев.
Эсипов умирал и знал об этом. Врачи, друзья и родные скрывали истинное положение дел, сговорившись, не очень ладно и уверено, твердили о какой-то вирусной инфекции лимфатических узлов. Капитан делал вид, что верит им, но, во-первых, «вирусные инфекции» в онкодиспансерах не лечат по полгода; во-вторых, глаза медиков и близких все говорили яснее слов. В-третьих, однажды Эсипов сумел-таки мельком заглянуть в свою историю болезни.
Финал был близок. Боль практически не сбивалась, лишь возрастала день за днем, желудок уже не справлялся и с жидкой пищей – все с тошнотой назад выходило, тело иссохло до состояния мумии, волосы почти все выпали, кожа хуже древнего пергамента выглядит, выцветшие глаза глубоко запали в провалившиеся глазницы. Эсипов уже почти не поднимался с постели, если только до туалета дотащиться, а потом упасть на больничный матрас без сил.
