— Вы из офицерской семьи?
— Никак нет, ваше высокоблагородие. Я родился в деревне, в семье землевладельца.
— Откуда же у вас такие знания?
— Интересовался многими науками, в том числе военными и общественными.
— Общественными? — повторил полковник. — Этак можно и всякой революционной дребедени начитаться.
Сергею следовало промолчать, и тем бы, вероятно, все кончилось.
— Революционной дребедени не бывает, ваше высокоблагородие, — ответил он прямо.
— Вы революционер? — повысил голос Добронравов и уставился на Сергея холодными и строгими глазами.
— Никак нет, выше высокоблагородие.
— Вы же ересь несете, да еще в Алексеевском училище… Да я вас…
Полковник, не договорив, быстро повернулся и пошел строевым шагом по коридору.
После этого разговора начальство стало присматриваться к Лазо.
Тяжело потекла жизнь в училище. Военная муштра давила человека. Каждый день одно и то же: подъем, строевые занятия, скучные лекции, ночные дежурства. Только два часа после однообразного обеда можно провести по своему желанию.
Сергея зачислили во вторую роту. Ею командовал капитан Золотарев, затянутый в рюмочку офицер, с прилизанными волосами и усиками, от которых всегда несло запахом фиксатуара, с припухшими веками. Встречая юнкеров, капитан смотрел им прямо в лицо и бросал коротко:
— Здравствуйте!
— Здравия желаю, ваше благородие! — отвечал юнкер.
— Четкости мало! Голос вялый! — упрекал Золотарев.
Юнкер повторял приветствие громче, а в глазах капитана уже горела злость.
— Сидели бы в своих вонючих институтах, — бурчал он, — а то вот где вы, господа студенты, сидите у меня! — и бил себя ладонью по затылку.
Особенно придирался Золотарев к Лазо. Сергей не сомневался в том, что Добронравов посоветовал капитану следить за ним.
По воскресеньям, после утренней молитвы и переклички, капитан медленно проходил вдоль строя, зорко всматриваясь в каждое лицо. Потом он раздавал юнкерам письма.
Однажды, раздав письма, капитан крикнул:
— Юнкер Лазо!
Сергей вышел из строя на два шага. Золотарев измерил его строгим взглядом с головы до ног и ехидно сказал:
— Увольнительной не будет!
Капитан ожидал, что Лазо попытается просить, спорить, и тогда он, Золотарев, вкатит ему несколько нарядов, но Сергей спокойно ответил:
— Слушаюсь, ваше благородие!
В следующее воскресенье капитан снова отказал Лазо в увольнительной, Сергей и на этот раз ответил:
— Слушаюсь, ваше благородие!
Из строя самовольно вышел юнкер Скопин.
— Ваше благородие, — сказал он, — юнкера второго взвода вверенной вам роты отказываются от увольнительных.
