Мальчик вообще мало знал об этом «далеком» месте – приезжие только лишь изредка выходили на экскурсию в Мертвый Город, да единицы из них с альпинистским снаряжением – дальше, к леднику. Поэтому, не смотря на то, что санаторий уже более пяти лет грел в своих стенах любителей горного воздуха со всего света, мало кто из деревни хотя бы словом обмолвился с заграничным гостем. Персонал санатория также жил за стенами безвылазно.
Местные жители, каждый день выходя из своих убогих жилищ на пронизанную ледяными ветрами улицу, неизменно видели возвышающуюся над холмом красную черепицу, как раковое напоминание, что их жизнь проходит в нищете, и никуда от этого не деться.
Солнце зашло. Здесь, в горах, никогда не бывало ярких, живописных огненно-красных закатов. Солнце просто в одночасье исчезает, словно сожранное голодным каменным чудовищем, и в мгновение становится темно. Мальчику так хотелось когда-нибудь увидеть настоящий яркий закат! Таким, каким его изображают художники, сравнивая с красной дорожкой, раскинутой на глади океанских волн. Когда-нибудь… он увидит… обязательно…
Мальчик встал, кутаясь в грубый вязаный жилет. Теперь, вернувшись из мира благополучия в свою реальность – невзрачный и даже отталкивающий мир, он почувствовал насколько замерз. Стоя на большом белом камне, не ощущая собственного тела, мальчик смотрел на тропу, по которой ему сейчас предстояло пройти, возвращаясь в деревню. Протоптанная ногами предков, она спускалась к подвесному мосту над бурной рекой. Тропа – жизнь. Тропа – смерть.
Именно так мальчик и воспринимал ее – бесценным подарком, ведущим в горы к спасительному одиночеству – тропой жизни. Наказанием – уводящим в уравновешенную безысходность, серую предсказуемость, скуку, сквозящую в каждой секунде – тропой смерти.
Он знал, что так или иначе ему придется возвращаться туда, что зовется «домом». Сейчас он заставит сделать себя несколько шагов, и уже минут через двадцать окажется в месте, где каждый камень, каждая песчинка испокон веков лежала именно там, где лежит и сейчас.
«Иди! – уговаривал он себя. – Иди! Тебе надо. Тебя ждут… Иди!».
Шаг, еще один… на три шага приблизился он к ненавистной скуке, а затем побежал, чтобы не было так тяжело заставлять свое тело двигаться… чтобы не было так мучительно больно.
Когда до ближайшего в деревне дома оставалось каких-то сто метров, мальчик резко остановился, словно налетел на невидимую преграду. Немного постояв, сделал глубокий вдох, резко выдохнул и уверенно двинулся, ступая твердыми шагами вдоль широкой дороги. Его серьезное, напряженное лицо, говорило, что мальчик совершенно не играет, а в самом деле каждый шаг является для него настоящей пыткой. И с каждым шагом приближаясь к границам деревни, все больше невидимых толстых канатов тянут его обратно, подальше отсюда.
