Прижав ухо к отверстию в самой верхней части бочки, винодел попусту ждет первого потрескиванья, которое известит его о том, что бродильные грибки настолько размножились, что им стало мало места, любые объятья им тесны, круговорот их рождения и умирания перешел в сферу астрономических исчислений.
Сусло побелеет, станет теплым, защиплет в носу и на языке новым и неведомым вкусом.
Молоко старцев, как говорится. Вероятно потому, что мы немножко старимся с каждым ожиданием…
Но кто напьется вина, обязательно помолодеет, хотя он и состарился на год.
Каждый год это происходит по-разному. В прошлом году вы собрали больше вины, чем винограда, а о нынешнем сборе винограда знаете пока лишь одно — что снова распахнутся настежь двери винных погребов, и снова за домами повеет удивительным ароматом, и виноградники с каждым днем будут менять свою окраску.
О каждом новом сборе винограда мы знаем наперед одно — что дело не только в вине, как и ночью главное — не темнота, а днем — не одно лишь солнце.
* * *
В былые времена деду случалось бегать не больше одного раза в году. А сегодня он бежал бегом уже второй раз за день. Итак, бежал, шел как можно быстрее и дышал, будто доменная печь. Так же жарко и так же тяжело. Даже ругаться больше не хотелось.
Еник стоял в одном углу зала, а в противоположном стояла лошадка-качалка. Воспитательница сидела за столом и что-то писала. Волосы, черные кудряшки, упали ей на лоб, а влажные губы по-детски улыбались. Она помогала себе кончиком языка, водила им направо-налево по нижней губе, ничего не заметила и не услышала.
Дед хмуро посмотрел на Еникову спину, вид которой был ему так же мало приятен, как вид чижика в клетке или щенка на толстенной цепи для коров. Он переступил раз и другой окованными сапогами.
Воспитательница испуганно подпрыгнула, будто всклокоченный чертик на пружинке. «Ушла, что ли, уже воспитательница?» — хотел было спросить дед. Он даже услышал, как язвительно это прозвучало. Злобных мужчин-коротышек он немало повидал на своем веку, но красивых женщин лучше было бы поменьше, чтоб они не вызывали излишнего уважения. Воспитательница и вправду была красива, просто куколка, игрушка, и этого факта никакая дедова злость изменить не могла. Очевидно, она сразу это поняла и убрала язык, после чего перевела глаза с деда на окно и затем снова посмотрела на деда.
— Добрый день… Вам что-нибудь нужно?
— Я пришел за внуком.
— Но…
Воспитательница посмотрела на спину Еника, на яркий отблеск солнца в лошадином глазу. Провела руками по изящным бедрам, прикрытым белым халатом. В общем, ей было неприятно, что дед увидел именно то, что увидел. Если б хоть не эта проклятая аттестация… Тут ее осенило. Она подошла к шкафу, открыла его и принялась перекладывать сложенные там бумаги.
