— Кому другому я б не дал, — заключил дед.
— Ну что, обмоем?
— Подождем молодого вина, а покамест повесь ливер где в холодке. Мне же пора на виноградник. — Дед посмотрел на Яхимовы лозы сразу за двором в саду. — Вот уж нет того лучше, когда все у тебя под рукой. А я пока дотащусь до своих холмов, то аккурат готовехонек, чтоб меня в гроб положили.
* * *
Но попробовали б его туда положить! Он упирался бы руками-ногами!
Пора сбора винограда была его самой любимой порой года, когда солнце уже притомилось, а все краски в полном расцвете.
Дед спешил на виноградник, как на поезд, и, вбежав в междурядья, не сразу замедлил шаг. В груди у него гудел пчелиный улей, и коленки стукались друг о друга. Нетерпеливо наклонившись над листьями, он первым делом приподнял несколько гроздьев, чтобы убедиться, что они действительно здесь, нетронутые, приятно оттягивающие ладони.
Медленно шел он по винограднику, время от времени задирая голову к небу и внимательно вглядываясь в его чистую вышину. Кое-где по соседству над участками серебристо поблескивали силоновые сети — самая надежная защита от скворцов. Но где было взять сеть и не украсть? На прилавке магазина дед еще ни разу такой не видел.
Он опустился на землю под орехом, оперся спиной о гладкий ствол и любовным взором собственника удовлетворенно оглядывал богатый урожай. Он все равно сидел бы здесь, даже если б над его лозами были растянуты силоновые сети в пять этажей, а вокруг виноградника была вкопана батарея пушек в полной боевой готовности. Он сидел здесь каждый год, сколько себя помнит. Каждый год было так же и всегда начиналось одинаково — страхом перед скворцами.
И всякий год, похожий на предыдущий, мы постигаем колдовскую власть труда. Двери винных погребов распахиваются настежь, распространяя вокруг ошеломляющий аромат, а виноградники день ото дня меняют свою окраску. Не сосчитать плодов на каждой грозди, и никакому живописцу не запечатлеть их бархатные оттенки. Все надо видеть самому, осязать, чтобы поверить и обрести покорность, понять суть преображения и всю остальную часть года пытаться выразить ее словами, сделать ее очевидной для самого себя и для других не только словами, но и самыми обыкновенными поступками, выразить радостью, молчанием и рукопожатием, выразить в страстном желании, в каждом своем шаге. Потому что дело тут не только в вине, как и ночью главное — не темнота, а днем — не одно лишь солнце.
Кто выпьет много вина, никогда не станет виноделом. Он ничего не понял, хотя поет и смеется.
