Если что-нибудь не сбывалось, он говорил:
— Не торопитесь...
Мы должны были понять, что в конце концов все произойдет согласно его предсказаниям.
— У Гайдна сто десять симфоний, — сообщил он. — Надо же!
— Сто четыре, — возразила Маша.
— Ты не учитываешь шесть недописанных... Они остались в черновиках.
Проверить это в прифронтовой обстановке было не просто.
Я испытывала непонятное утешение от мысли, что не все немцы сжигали, бомбили, а некоторые... сочиняли симфонии. И австрийцы, как, например,
Гайдн. Хотя Гитлер тоже был родом из Австрии.
Обращаясь к Ляле, наш умудренный опытом повелитель на глазах молодел и терялся.
Машу он невзлюбил, поскольку она знала, сколько симфоний сочинил
Гайдн, и была в нашей тройке неназначенным бригадиром.
Четыре метра в ширину и два с половиной в глубину, четыре в ширину и два с половиной в глубину... Мы продолжали копать. Маша объясняла, как надо держать лопаты, чтобы они не казались такими тяжелыми, не ранили ладоней и пальцев. Она быстро приноровилась.
Когда наконец бригадир нехотя догадался объявить перерыв до утра,
Маша предложила:
— Давайте споем.
— Что-нибудь цыганское! — не успев скрыть пристрастия к неподходящему в тот момент жанру, попросил бригадир. — Ты ведь...
— Не Земфира. К сожалению, нет. И еще сообщаю: на юге не была, на пляже не загорала.
— Ты тоже знаешь столько песен! — подтолкнула меня в бок мама.
— Копать я бы еще смогла, а петь... — Голос, как я руки, дрожал.
Тогда Маша затянула одна, соблюдая мелодию и восторженную интонацию:
«Кто может сравниться с Еленой моей?!» Бригадир снова помолодел.
— Матильда простит меня. И Петр Ильич тоже: не он ведь сочинял текст,
— сказала Маша. И протянула руки в Лялину сторону.
С противоположной стороны послышался гул. Он растягивался, растягивался... Пока не накрыл собою все небо. Мы подняли головы и увидели, что пространство над нами залито асфальтовыми иероглифами.
Трудно было вообразить, что там, внутри машин, находились люди.
— На Москву идут, — глухо, впервые утеряв свой повелительный, бодряческий тон, сказал бригадир.
— Будут бросать фугаски? — прошептала мама.
— Если прорвутся, — ответил бригадир. И добавил: — А если не прорвутся, они могут весь боезапас на обратном пути... тут раскидать.
— Зачем же предполагать такое? — раздался спокойный, глубокий баритон
Ивашова. — Мало ли что может случиться? Надо на лучшее рассчитывать... А случай есть случай! Иногда и в ясный день землю начинает бить лихорадка.
