Гаджет. Чужая война | страница 125



Я вытолкнул Кощея на крыльцо, и, спрыгнув на лужайку, упал на траву. В легкие ворвался свежий воздух, тут же обдало прохладой, а обожженная рука заболела.

— Что там? — подбежала Василиса.

— Ничего там. Все сгорело. Надо узнать, что это за друг был.

Я попробовал подняться, оперся на обожженную руку и зашипел от боли. Кощей помог мне встать.

— Соседи готовы рассказать все, что помнят о друге, — сказала Василиса. — Они ждут тебя.

Я направился к стоящим возле нашей машины соседям. Одежда еще в доме высохла. От нее шел пар, и такое чувство, словно меня прогладили огромным утюгом. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Сейчас бы в тенечек, окатиться холодной водой да выпить ледяного пива. Мигом в себя бы пришел. Но дело есть дело. Уже второй подозреваемый перед нашим приездом отправлялся на тот свет. Я очень сомневался, что это просто совпадение. К тому же подозрительный друг, который очень своевременно уехал. Уж не помог ли этот таинственный товарищ загореться дому? Я не удивлюсь, если, когда потушат дом, обнаружат прикованное к постели, к батарее, к стулу, камину или чему-нибудь еще тело. Хотя, быть может, Степана убили еще раньше, а пожар — это просто заметание следов. Главный вопрос, Корнилов — наша крыса, которую просто убили, чтобы он не стал давать показания, или это очередная невинная жертва нашего предателя?

Василиса собрала всех свидетелей, которые видели Степана и его друга накануне вечером.

— Они у меня вчера пиво брали да две литрушки водки. Закуски там всякой. Степка радостный такой был. Сказал, работа хорошая появилась. Вот он аванс получил и празднует. С другом, мол, приехал. А друг у него такой неприятный тип, хмурый, весь какой-то напряженный, словно солдат на плацу перед генералом, — рассказывала полная женщина с круглым, покрытым веснушками лицом и русыми волосами, завязанными в тугую косу.

— Это Прасковья, продавщица в местном магазине, — сообщила шепотом мне Василиса.

— Вы можете мне описать этого друга? Может, Степан его как-то называл? — спросил я.

— Пашкой он его звал. Точно Пашкой, — вспомнила Прасковья.

Она как могла, в меру своих талантов, описала друга Корнилова. Что-то было знакомое в ее описании. Я сразу это зацепил.

Дальше говорили другие.

Я обратил внимание, что большая часть людей была из числа «неохваченных». Здесь просто заповедник для нашего брата. Только у пятерых мужиков я увидел в ушах коробочки нейрофонов. Все они были из числа сезонных рабочих.