В городе он ни за что не подумал бы, что в состоянии провести хоть четверть часа, ничего не делая. Конечно, не дома. Чужой дом, тесный и шумливый, вынуждал что-нибудь делать, хотя бы совершенно механически. Даже во время скучных уроков истории и литературы он или просто следил за звуком чужого голоса, или украдкой читал книгу. Во всяком случае, он был чем-нибудь занят. Вечерами он бегал в кино или слонялся по улицам. Он любил мостовую, залитую потоками машин, асфальт, на котором сверкали отражения реклам и неоновых огней. Домой он возвращался поздно. Тетка, если просыпалась, ворчала на него. На цыпочках он проскальзывал в ванную. Плескался под краном, ждал, когда тетка заснет снова. В ванной он хранил даже журналы и книги. Искупавшись, он читал, когда все уже спали и ванная принадлежала ему одному. И все-таки тетка была права, и, в сущности, не такая уж она была злая. Это все из-за тесноты — ведь в войну весь город превратился в развалины, а новые квартиры чертовски дорого стоили. Здесь, в деревне, все совсем иначе, чем в задымленном городе.
Герберт последним вышел на берег. Он досуха вытер голову, надел штаны и носки.
Он шел замыкающим. Перед его глазами качались белые пятна полотенец, переброшенных через плечи ребят. На мокром лугу хлюпала под ногами вода. Неподалеку пронзительно кричала какая-то зверюшка. Кто это? Лягушка? Кузнечик? Герберта радовал этот новый неведомый мир. Ему хотелось разгадать все его тайны.
Вечерняя линейка тянулась очень долго. Даже дольше, чем ужин в специально оборудованном для этой цели школьном зале. Начальник лагеря произнес целую речь, и все отчаянно скучали.
Наконец с мачты спустили флаг, и ребята отправились по палаткам.
Хилый огонек свечи едва касался брезентовых стен. Герберт вытянулся на топчане и ждал, что будут делать другие. Некоторые натягивали шерстяные свитеры.
— Айда в деревню за яблоками.
— Принесите и нам.
— Само собой.
Кто-то достал из рюкзака карты.
— Сыграем?
Герберт уселся играть. Но он играл плохо, и ребята прогнали его. Он снова лег на топчан. Закрыл глаза, хоть спать и не хотелось, несмотря на усталость.
— Слышите? — спросил Герберт.
— Что?
— Шумит.
— Ну так что?
— Море так шумит.
— Дурак. Это ветер гуляет по брезенту и веревкам.
— А мне кажется, будто шумит море.
— Дурак, потому и кажется.
Герберт повернулся на бок, чтобы видеть сереющую щель, там, где был вход в палатку. Опустил руку и коснулся пальцами травы.
В палатку заглянул дежурный, посветил фонариком, велел убрать карты и стелить постели. Свеча догорала.
