Наконец 23 ноября немецкие промышленники взяли на себя обязательство «помочь французскому правительству экономически использовать Рур»» опасаясь «рейнского сепаратизма», возникшего в конце 1923 года под влиянием деятельности доктора Дортена и при поддержке французских властей.
Казалось, что политика принуждения принесла свои плоды. Однако спустя неделю после «победы» в Руре Пуанкаре дал согласие на пересмотр суммы выплат по репарациям англо-американцами, желавшими приблизить ее к уровню платежеспособности Германии. Этот поворот в политике пытались объяснить темпераментом Пуанкаре, переживаемой инфляцией, приближающимися выборами и множеством других причин. Однако, скорее всего, Пуанкаре отступил, побоявшись окончательного разрыва с англичанами и американцами и не желая полного краха Германии, которую политика Франции почти лишила средств для выплаты репараций.
Пуанкаре вынужден был согласиться с политикой примирения, проводимой Брианом, бессменным министром иностранных дел Франции с апреля 1925 по январь 1932 года.
Бриан, сторонник политики разрядки, полагал, что лишь она, естественная, «врожденная», человечная, может помешать Германии захотеть военного реванша. В лице Штреземана он нашел партнера, надеявшегося с помощью переговоров добиться пересмотра Версальского договора. Началось стремительное франко-германское сближение.
На первом этапе, 16 августа 1924 года, был принят план Доуса, по которому сумма репараций должна была составлять 2,5 миллиарда золотых марок в год, но союзники получали в качестве залога ипотеку над железными дорогами и промышленностью Германии. Франция согласилась уйти из Рура летом 1925 года, а из Кёльнской зоны — до 31 января
1926 года.
Вторым этапом сближения стал Локарнский договор 16 октября 1925 года, по которому Великобритания, Италия и Германия (совершенно добровольно, что имело решающее значение) обязывались гарантировать «статус кво» французских и бельгийских границ. По сути дела, уступки со стороны Германии были минимальными, поскольку она была не способна вести войну на западе. При этом немцы не собирались гарантировать неприкосновенность своих восточных границ, надеясь добиться их пересмотра, а именно это представляло реальную угрозу для Франции в силу ее союзнических отношений с Польшей.
Однако именно заключение договора в Локарно создало климат подлинной разрядки, который улучшился благодаря вступлению Германии в Лигу Наций. Приветствуя это событие, Бриан закончил свою речь 8 сентября 1926 года следующей знаменитой фразой: «Долой ружья, пулеметы и пушки! Да здравствуют примирение, справедливый суд и мир!» Авторитет международной организации, безусловно, увеличивался благодаря подобным событиям, способствуя распространению в Европе «духа Женевы», что объясняет ликвидацию Лигой Наций 31 января
