— Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома, за ваше счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату — за завесой теней мы встретимся снова.
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула, и в сочетании с ее решительным и гордым видом эта слабость выглядела особенно горькой. Но Эовин сказала:
— Арагорн, ты уходишь?
— Ухожу, — отвечал он.
— И не позволишь мне ехать с твоим отрядом, как я просила?
— Нет, леди. Я не могу так поступить без разрешения короля и вашего брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, дорога каждая минута. Прощайте!
И вдруг она упала на колени.
— Я умоляю тебя!
— Нет, леди. — Арагорн бережно поднял ее. Поцеловав ей руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь. И лишь те, кто хорошо знал его и ехал поблизости, видели, какую боль он испытывает.
Эовин стояла неподвижно, как высеченная из камня статуя, и, сжав руки, следила за всадниками, пока те не скрылись в тени Двиморберга, Горы Призраков, в которой находились Врата Смерти. Когда отряд исчез из вида, Эовин повернулась и, спотыкаясь, как слепая, пошла к себе. Никто из ее людей не видел этого расставания: все были напуганы и прятались, пока чужеземцы не ушли. И некоторые говорили:
— Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются. Время и так злое.
Солнце все еще не поднялось из-за черных хребтов Горы Призраков перед ними, и свет по-прежнему был серым. Ужас охватил друзей, когда они проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь, в тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они нашли ровное место — долину, уходившую в гору. Справа от дороги стоял одинокий могучий камень, подобный персту судьбы.
— У меня кровь в жилах стынет, — сообщил Гимли.
Остальные молчали, и его голос утонул в толстом слое пихтовых игл, ковром лежавших у них под ногами. Лошади не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели их. Так они подошли к концу долины. Здесь была крутая каменная стена, а в ней, как пасть ночи, зиял темный проем. Над ним на широкой арке были вырезаны знаки и фигуры, слишком неясные, чтобы пытаться прочесть, и страх исходил от них, словно густой туман.
Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло бы, разве что сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
— Это злая дверь, — сказал Халбарад, — и моя смерть лежит за ней. Тем не менее я осмелюсь пройти в нее, но вот ни одна из лошадей не посмеет.
