Лопатин утверждал, что Иванова откорректировали, соответственно Служба для него превратилась в пустой звук, а синхронизатор — в несуществующее слово. Что же касается самой возможности перемещения во времени, то для Ивана Ивановича она должна была стать полным абсурдом. Но, похоже, не стала…
Значит, Лопатин врал. И Ася врала. И все, кто примется доказывать, что Иванов не учился с ним в одной группе, — тоже. А доказывать еще будут, это Шорохов чувствовал.
— Меняем курс, — объявил он.
— Да ты что, с дуба рухнул?! — взревел водитель. — Я ж тебе не персональный шофер! Сколько уже катаемся?
— А чем бы ты без меня занимался? — спросил Олег, подкидывая к рублям десять марок. — Кунцево.
— Там не передумаешь?
— Надеюсь, нет…
Шорохов и вправду надеялся — на то, что найдет квартиру, в которой был только один раз, что не испугается сделать дурное, но необходимое, и что если его компенсируют, то не очень жестко. В конце концов, убивать он никого не собирался. Самое страшное, что ему грозило, — это, пожалуй, коррекция памяти. Коррекция Олега не пугала. В памяти действительно завелось слишком много лишнего.
* * *
Пугачева пела “Арлекино, Арлекино!…”, Василий Вениаминович барабанил по рулю, Шорохов пытался добыть огонь из пустой зажигалки; синий “Вольво” неспешно удалялся. Тупоносый мини-вэн “Скорой помощи” все еще стоял у тротуара.
Олег бросил окурок в снег, придавил его каблуком и тут же закурил по новой.
Прежде чем перенестись обратно в ненавистный декабрь, он заглянул в магазин и приоделся по сезону. Пальто он напялил прямо на ветровку, обувь пришлось оставить ту, что была, иначе — либо таскать с собой какую-то сумку, либо вернуться к Лопатину в меховых ботинках. С майской-то операции…
От предъявления кредитки Шорохов благоразумно воздержался — наличных, несмотря на транспортные расходы, все же хватило. Олег был уверен, что его необоснованные покупки весной девяносто пятого Служба отследит и так, без засветки карточки, но помогать он никому не желал. Вычислят — значит, вычислят. Накажут — значит, судьба.
Фээсбэшные спецы по прослушке вышли минут через пять, еще через десять на улице показались два липовых санитара с базы. За это время пятки сквозь тонкую подошву прочувствовали снежок настолько, что Шорохов даже перестал пританцовывать.
Выждав после отъезда “Скорой” еще немного, Олег воровато огляделся и направился к дому. Этаж, кажется, четвертый. Квартира вторая слева…
Остановившись перед дверью, он тронул макушку — не то почесал, не то погрел, и коротко позвонил.
