+ Проснись, Ра. +
Ра открыл глаза. Он не спал, просто моргнул. Промежуток в полсекунды, когда он видел детство Императора во времена почти первобытной чистоты. Он медленно выдохнул, пока его чувства возвращались в настоящее среди памятников мёртвой империи, некрополя Каластар.
Собор эльдаров вокруг него молчал. Разрушенный купол пропускал непрерывный и не имевший источника свет, отбрасывая тени под переменчивыми углами и причудливо отражаясь от золотых доспехов кустодия. Что-то, напоминавшее туман, цеплялось за землю с маслянистой вязкостью, и шептало, потревоженное шагами незваных гостей.
И незваными гостями здесь были они. Это не вызывало никаких сомнений.
Статуя девы ксеносов наблюдала за тренировкой Ра. Она стояла в тихом почтении, ниспадавшие одежды и лицо были изваяны из того же самого материала – изменённой песнью призрачной кости. Одна её тонкая рука была вытянута, моля о благословении, ладонь второй покоилась на груди, возможно, отражая какую-то непостижимую внутреннюю боль, а, возможно, просто показывая какую-то муку, имевшую значение для её ничтожной умирающей расы.
Подаренное Императором копьё в его руках отбрасывало резкие серебряные блики на стены собора. На лезвии виднелись царапины и сколы от бесконечного использования с совершенным непрерывным ремонтом. Он провёл кончиками пальцев по гладкому лику своего отражения на зеркальной поверхности, смотря на открытое лицо, которое он так редко показывал миру.
Беспокойство покалывало кожу под золотыми доспехами. Он чувствовал усталость прошедших пяти лет, которая цеплялась за него словно ледяной ветер за кости. Истощение не было чуждо воинам Десяти Тысяч – их сила заключалась в устойчивости к боли и усталости, а не в изгнании их – но он чувствовал себя так же, как и в первые дни посвящения, когда испытания и vitafurtam – выпивавшие жизнь – машины Императора обескровили его перед суровыми тренировками кустодия.
Злясь на себя за потерю концентрации, Ра возобновил ненадолго прерванную Императором тренировку. Копьё вращалось и кружилось, клинок пел в холодном воздухе. Он бил кулаком, ботинком и локтем, растворяясь в гармонии освобождённого разума.
Ра двигался перед алтарём, заставляя мускулы исполнять движения Пятидесяти форм, стремясь к полной концентрации через единство тела и разума. Он отгородился от окружения, не обращая внимания на колонны собора или главный алтарь, изгнал звуки рычащих суставов брони и грохот ботинок о потрескавшийся пол из призрачной кости.
